Подперев кулаком наливающийся тяжестью подбородок, Максимов наблюдал, как посетитель, неприятным образом обернувшийся в клиента, удаляется из офиса. Мелькнула физиономия Любочки, имеющей свойство подслушивать, а потому предельно озадаченной. Рука машинально потянулась к бутылке. Брякнул телефон.
– Не тянись к бутылке, Максимов, – каменным голосом сказала Екатерина, – мы тебя насквозь видим.
– Это мое задание, Екатерина Сергеевна! – вякнул Лохматов, отобрал у нее трубку и тоже заговорил каменным голосом: – Не даете застояться адреналину в крови, Константин Андреевич. Разрешите доложить о проделанной работе? Спасибо. Судя по всему, очаг напряженности сместился, вы заметили? Посетитель нашего развлекательного заведения, только ради бога не называйте его клиентом, вышел на улицу и сел в произведение внедорожного искусства – «Лексус LX-470». Цвет – осеннее небо.
– Сам за руль сел?
– Сам, Константин Андреевич. Нянек нет. Он вообще один там был – в машине. Мрачный он какой-то. Вырулил на улицу, где и был подхвачен белой «Ладой», за рулем которой сидела дама в мутоновой шубке…
– Лицо заметили? – встрепенулся Максимов. – Номер записали?
– Нет, – с отчетливым оттенком злорадства сказал Олежка. – На голове дамы заметили копну красивых золотистых волос. Шикарный парик. Засмотрелись и упустили номер. Бывает. Да и далеко, Константин Андреевич, они на улицу Ермака повернули, не бежать же за ними.
– Хорошо, – поморщился Максимов. – Все на базу. Дописали там свою ноту султану?
– Сейчас узнаешь, – прошипела Екатерина.
Максимов отключился, побарабанил в задумчивости пальцами по столу, затем подтащил к себе листочек, оставленный Кравцовым, и набрал указанный на нем номер.
– Николай Витальевич? Это Максимов. Не подумайте, что я уже соскучился, полагаю, вы сейчас в пути? Прекрасно. За вашей машиной следует белая «Лада» – за рулем рыжеволосая дама в мутоновой шубке. Имеется мнение, что она за вами следит. Не могли бы вы запомнить номер машины?
Истерика в агентстве воцарилась такая, что впору всех увольнять. Ворвались, как тайфун. Вернер пылал справедливым негодованием, Олежка чертыхался и хватался за голову, а Екатерина вообще была в маске Карабаса-Барабаса (купленной в соседней лавке), которая делала ее облик решительно неповторимым. Любочка в испуге забралась с ногами на стул и прижала к груди свою вызывающую сумочку с кровавыми вишенками. Вернер громогласно разорялся, что дальше так жить невозможно, время бросить партбилет на стол, уйти в монастырь и там написать книгу о подлинной сущности некоторых товарищей. Екатерина умоляла Максимова одуматься, стать на сутки человеком и влезть в шкуру замученных подчиненных. Олежка горько причитал, что у него невеста, которая сидит одна в пустой квартире в Ленинграде, а он здесь, в Сибири, в незнакомом доме. И вообще, ему нельзя работать ночью, он после двенадцати превращается в натуральную тыкву.
– Костик, ты совсем перегрелся от этой работы! – кричала маска Карабаса-Барабаса. – Ну, на кой хрен тебе это надо? Закипишь скоро! Ты думаешь, мы будем совершенно бесплатно приходить к тебе в больницу?
– Есть отличное слово в русском языке! – не отставал Вернер, – из трех букв! Означает оно «нет», но пишется и произносится совсем по-другому! Друзья, давайте крикнем его хором!
– Ваши инновации, Константин Андреевич, трудно переоценить, – элегантно чертыхался Олежка. – Неужели вы думаете, что сумеете заработать все шальные деньги в этом городе? А как же душа? А как же Новый год?
– А невеста в Ленинграде?! – гремел Вернер.
– Стоп! – грохнул кулаком по столу Максимов. Подождал, пока все заткнутся, и процедил сквозь зубы: – Знаете, друзья мои, пока вы еще находитесь у меня в подчинении. Вот уволитесь – тогда другое дело. Верещите сколько влезет. Итак, зачитываю производственное задание. В новогоднюю ночь идут работать Вернер и Лохматов. Екатерина не идет – пусть катится к своей невесте в Ленинграде. Вернер и Лохматов за дежурство во внеурочное время получают каждый по две тысячи долларов – без налогов, НДС, отчислений в «стабилизационный фонд» и прочих поборов. Расчет – сразу после праздников.
– Япона-мама… – сделал круглые глаза Олежка.
– А что? – рассудительно заявил Вернер, – Новый год в итоге непременно кончается, остаются похмелье и разочарование, а денег от этого тупого праздника, давно подмечено, больше не становится. Какой же смысл заставлять себя мучительно отдыхать, если душа зовет трудиться?
– Уговорили, Константин Андреевич, пойдем трудиться. И рыбку съедим, и удовольствие получим, – подхватил Олежка. – А Екатерина Сергеевна выпьет за нас в полночь.
– Почему это я должна отдыхать? – возмутилась Екатерина, стаскивая маску. – Я тоже хочу трудиться. Всю жизнь мечтала поработать в новогоднюю ночь. Да и Костика нельзя оставлять – кто же будет ему напоминать, кто он есть на самом деле?
– Ты не понимаешь, Катюша, – запротестовал Вернер. – В том случае, если ты пойдешь трудиться вместе с нами, Константин Андреевич не заплатит тебе две тысячи долларов. Ему придется отстегивать из своих, а это противоречит принципам его жадности. Мы получим, как показывает нехитрый математический расчет, по одной тысяче триста тридцать три доллара и тридцать три цента, а это никак не напоминает, согласись, объявленные две тысячи. Так что, извини, Екатерина, ты сегодня пролетаешь. Подвинься. С Новым, как говорится, счастьем.
– Понятненько… – зловеще процедила Екатерина, упирая кулаки в бока, – снова прокатили…
– А делать-то чего, Константин Андреевич? – вытянулся в струну Олежка.
– А ничего, – улыбнулся Максимов. – Слоняться по двухъярусной квартире, наслаждаясь дизайном, и ждать, пока Кравцов загнется от собственных страхов.
Екатерина завыла. Все с интересом на нее уставились. Но она быстро взяла себя в руки и смастерила неубедительную надменную улыбку.
– Я могу быть свободна, Константин Андреевич?
– Нет, не можешь, – покачал головой Максимов. – Рабочий день заканчивается в шесть часов. А сейчас у нас двенадцать двадцать. Начинаем трудиться, коллеги. Лохматов должен выйти на улицу, вспомнить место, где парковалась белая «Лада», и опросить всех людей, кто мог ее видеть. Если ты не понимаешь, кого я имею в виду, поясняю: продавщица киоска «Роспечати», бык в вестибюле ресторана «Голодный волк», аналогичный бык в магазине автозапчастей, продавщица забегаловки, чье окошко выходит на улицу, – и им подобные лица. А вовсе не те граждане, что стоят на остановке. Вернеру – собрать доходчивую информацию по юридическому агентству «Гудвин», а также по господину Кравцову. Разрешаю охмурить одну из тамошних красоток. Но только постарайся избежать добычи информации по Кравцову от самого Кравцова. И резину не тяни – во многих фирмах завтра выходной, а сегодня укороченный день. Екатерина сидит на связи. А я сгоняю с Кравцовым в его таинственный переулок, а потом постараюсь навестить супругу и ее сестру. Все.
– Эх, жисть поломатая, – стукнул кулаком по колену Вернер. – А знаешь, командир, я бы тоже мог посетить Альбину. Если тебя интересуют ее технические характеристики, скажем, вес, скорость, потребление топлива…