Вот это да! Значит, смутные слухи, ходившие по колонии, имели под собой полное основание! Шептались, что докторша предпочитает женщин и пристает к симпатичным девушкам, которые находятся в заключении. Галя как-то не обращала внимания на подобные россказни – зачем, ведь они ее никак не касались. А теперь…
А теперь коснулись. Вернее, ее касалась жаркая ладонь Инны Григорьевны, которая проворно скользила по ее бедру. Галя поежилась и попыталась скинуть руку, но тогда докторша гневно сверкнула стеклами очков:
– Ты что себе позволяешь? А ну живо перестала сопротивляться! Или ты хочешь, чтобы обо всем, что произошло, стало известно руководству колонии и в первую очередь Матрене Харитоновне?
Конечно, Гале этого не хотелось. Матрена ее убьет, это было понятно. И она потеряет все шансы сбежать отсюда. Но это отнюдь не значило, что она позволит похотливой толстой врачихе использовать себя в качестве объекта сексуального вожделения.
И все же Гале пришлось терпеть ласки Инны Григорьевны – еще бы, ведь она могла запросто выдать ее. Но значило ли это, что теперь она сама превратится… Превратится в игрушку для докторши?
Все эти мысли промелькнули в голове Гали, пока докторша гладила ее. Причем Инна Григорьевна явно не церемонилась и, тяжело дыша, вдруг приказала:
– Раздевайся!
Галя уставилась на нее, а Инна Григорьевна злобно повторила:
– Ты что, глухая? Давай живо раздевайся! Представь, что ты на медосмотре! Собственно, у нас и будет медосмотр, только не совсем обычный!
Делать было нечего. С тоской в сердце Галя стащила с себя казенную форму, стараясь, однако, делать это как можно медленнее. Но докторша явно не желала ждать и поторапливала ее, а под конец сама сдернула форму с девочки.
Оставшись в трусиках и лифчике, Галя поежилась. Но не от холода, а от похотливого взора, которым окидывала ее Инна Григорьевна.
– Ложись на кушетку! Ну, живее! И что ты такая медлительная, прямо тормоз какой-то! Давай же, давай!
Ей явно хотелось приступить к весьма специфическому «медосмотру». Галя осторожно прилегла на кушетку, но ноги опускать не стала. Инна Григорьевна приказала ей сделать это, но девочка не послушалась. Тогда докторша силой прижала ноги девочки к противной скользкой клеенке, а затем быстрым и уверенным жестом сорвала с Гали лифчик.
Девочка охнула, но жирные руки докторши уже прикасались к ее груди. Галя закрыла глаза, пытаясь думать о чем-то постороннем, но у нее ничего не выходило. Ей было обидно, мерзко и противно. И, самое главное, она была абсолютно беспомощна. Никто не защитит ее, потому что она даже пожаловаться на докторшу не может. Ибо та немедленно поведает о том, что застукала Галю при попытке украсть двадцать пять упаковок эластичных бинтов.
– Чего дрожишь, неужели тебе не нравится? – спросила хриплым голосом докторша. – Знаю я вас, девчонок! Потом сама будешь ко мне по доброй воле прибегать!
Галя заметила, что действительно дрожит – ее трясло от отвращения, стыда и злобы. Более всего ей хотелось вмазать по наглой физиономии толстой докторши, но если она это сделает, то тогда точно никогда не выйдет из карцера. Или, что еще хуже, докторша по приказу руководства колонии быстренько нашпигует ее медикаментами и превратит в овощ. Бунтарки и фрондерши здесь явно не приветствовались, и расправлялись с ними живо и жестоко.
– Ну а теперь трусы снимай! – раздался полный похоти голос Инны Григорьевны. Но вместо того, чтобы подчиниться ее требованию, Галя намертво впилась руками в трусы, не давая докторше стащить их. Толстуха чертыхалась, запугивала Галю, даже начала материться. А потом отошла от кушетки и подошла к большому стеклянному шкафу, стоявшему в углу кабинета.
Чуть повернув голову, Галя увидела, что докторша вынула оттуда длинные медицинские ножницы с закругленными концами. Она вернулась к девочке и, щелкая ими, зловеще произнесла:
– Не хочешь по-хорошему, сделаем по-плохому! Или думаешь, что тебе кто-нибудь поможет? Да кому ты нужна, малолетняя зэчка! Никому – кроме меня!
Она осклабилась, очень в этот момент походя на крокодила. А она и была крокодилом, вернее, крокодилицей в белом халате, пожиравшей беспомощных девочек. И все же Галя не желала отпускать руки, понимая при этом, что ее сопротивление ни к чему не приведет – Инна Григорьевна просто разрежет ее трусики, а потом…
Что ее ожидало потом, она даже думать не хотела. А врачиха не теряла между тем времени. Натренированным жестом она чикнула ножницами, и трусики Гали превратились в ненужную тряпку. Отложив ножницы на край кушетки, докторша запричитала:
– Какая же ты красивая, правда, наверняка и сама этого не понимаешь! Не зря же я пошла работать в колонию! Ну что же, теперь я сделаю тебе очень хорошо, моя милая!
Она склонилась над Галей, и девочка почувствовала жаркое дыхание докторши. Взгляд ее упал на ножницы, оставленные Инной Григорьевной на кушетке. Выпрямив руку, Галя осторожно схватила их и зажала, словно нож.
Она видела склонившуюся над ней голову Инны Григорьевны и чувствовала, как она начала манипуляции с ее телом. Галя замахнулась ножницами – будь что будет! Она не намеревалась отправить докторшу на тот свет, но хотела вывести ее из строя. Хотя прекрасно понимала, что за нанесение увечий Инне Григорьевне ей светит новый срок, гораздо более длинный.
В тот самый момент, когда Галя была уже готова ткнуть докторшу лезвиями ножниц в толстую шею, вдруг раздался резкий телефонный звонок. Инна Григорьевна вздрогнула, а Галя быстро опустила руку с ножницами.
Смешно переваливаясь, врачиха поднялась с кушетки и устремилась к телефону. Она схватила трубку и, поднеся ее к уху, злобно произнесла:
– Слушаю!
По ее тону, раскрасневшимся до свекольного цвета щекам, затуманенному взору было понятно, что она крайне недовольна тем, что ей помешали. А вот Галя была благодарна судьбе или случаю за то, что кто-то позвонил докторше.
Это уберегло ее саму от опрометчивых поступков. Галя осторожно положила ножницы на кушетку и подумала, что не готова рисковать собственной свободой из-за этой толстой извращенки. Ну, ударит она ее ножницами, получит новый срок, возможно, окажется в психиатрической больнице, станет овощем. И все, ее жизнь очень быстро закончится.
Но готова ли она терпеть приставания жирной врачихи? Нет, не готова, и Галя это знала. Но что она могла предпринять в данном случае?
Инна Григорьевна же, выслушав, что ей сообщил звонивший, заявила, что тотчас придет. Положив трубку, она взглянула на Галю и промурлыкала:
– Какая-то из твоих дур-подружек сломала ногу, причем перелом, кажется, открытый. Как некстати, как некстати! Одевайся!
Повторять дважды не пришлось – Галя подскочила с кушетки и стала натягивать казенную форму. Конечно, ей было жаль девочку, которая сломала ногу, но звонок спас ее от притязаний Инны Григорьевны.
Спас-то, конечно, спас, но только в этом конкретном случае – не могут же заключенные ломать ноги каждые полчаса! Об этом думала Галя, быстро одеваясь и приводя себя в порядок. Раз докторша положила на нее глаз, значит, так просто от нее уже не отделаешься.