– Каракатицу будешь? – с улыбкой поинтересовалась она у Хохла, и тот скривился:
– Опять издеваешься?
– Да ты вспомни – это же вкусно.
– Только выглядит так, что аппетит пропадает.
– Не скажи… – протянула Марина. – Но ты, конечно, мяса хочешь?
– Конечно.
– Тонкацу с черными бобами?
– Вот ее, родимую, и будем есть, – отложив в сторону меню, согласился Женька.
Ворон меж тем, прикладываясь к мундштуку, внимательно наблюдал за ними и не выдержал:
– Ишь, голуби! Прям медовый месяц! – ехидно прокомментировал он.
– Молча завидуй, – очаровательно улыбнулась Марина, соизволив обратить на него внимание.
– Чему завидовать-то? Бедный мужик вон седой наполовину.
– А это тоже не твоя забота, – все так же улыбаясь, отбрила она, поглаживая Женькину руку, лежавшую на софе рядом с ее бедром.
– Пообедаем сперва, потом о делах, – сдался Ворон, поняв, что ему никак не удается сбить Коваль с настроя.
Это предложение не вызвало нареканий.
Марина отметила, что Ворон не заказал спиртного, и расценила это как настрой на серьезный разговор, а не обычные понты с угрозами и пустой треп. Видимо, Мишка решился посвятить ее в свои неприятности – или успел за ночь накопать, откуда в его доме взялся посторонний человек с пистолетом. И то, и другое вполне устраивало Коваль, а потому она спокойно принялась за якитори из куриных сердечек и крошечных осьминогов. Хохол мрачно ковырял хаси в чашке с бобами, и от всей его фигуры исходила волна напряжения. Марина недовольно покосилась на мужа – его нервное состояние выводило ее из равновесия, потому что теперь она будет вынуждена контролировать еще и его, а это трудно, ведь важно и самой тоже быть все время начеку.
– Слушай, а про племяша своего что не спросишь-то? – вдруг изрек Ворон, обмакивая в соус суши с кусочком кальмара.
– А мне неинтересно, – пожала плечами Марина.
– Чего так? Родня ведь.
– С такой родней, ты знаешь, врагов не нужно – сами справятся. Ничего знать не хочу, даже если его вдруг президентом страны выберут.
Ворон согласно кивнул, хотя мысленно поразился самообладанию и совершенно не изменившемуся характеру Марины в каких-то вопросах. Однажды объявив человека мертвым для себя, она уже не отступала от своего решения, вот и с племянником обошлась круто – наказала деньгами, ловко опустошив счета, и теперь не интересовалась тем, как после всего живет ее родственник. А Мишка мог много интересного ей порассказать на эту тему, потому что Колька кинулся к нему сразу, как только обнаружил исчезновение денег. Ворон же развел руками – мол, чем я-то могу помочь? Колька, едва не валяясь в ногах, просил его разобраться и наказать «каких-то залетных уродов, кинувших его жену», но Мишка, с интересом выспросив все подробности, которые и так прекрасно знал, снова отказался:
«Ты, Николенька, пойми – такой «развод» штука хитрая, продуманная, взвешенная. Тот, кто провернул это, не один день схему-то вынашивал, подготовился. А баба твоя на собственной жадности погорела, так что здесь я ничем помочь не смогу. Не откусывай больше, чем в рот входит».
«Была бы тетка жива…» – проскрежетал зубами белый от гнева Николай, и тут Ворона едва не взорвало от возмущения.
Кипя гневом, он сумел удержаться и проговорил тихо и зло:
«А была бы жива твоя тетка, Николенька, она б тебя за причинное место к «Хаммеру» своему привязала и рванула бы по бездорожью кататься – за то, как ты ее перед ментами да перед всем миром выставил. Про нее в принципе слова худого зазря никто сказать не мог – знали, что она по-справедливому дела ведет, без нужды лишнего не кроит, а уж чтоб в бюджет командный она руку запускала – так об этом вообще никто помыслить не мог. Она своих денег в эту командеху гиблую столько ввалила, что не вышепчешь. И только ты, гнида, облил ее дерьмом – мертвую… Так что вали отсюда подобру, пока я не разозлился. А вот с тем, кто тебя на бабки обул, я б водки выпил, кабы знал, кто это».
От этой тирады Колька совсем ослабел и еле вышел из Мишкиного кабинета в «Матросской тишине». Ворон же тогда испытал острое желание залезть в душ и смыть с себя отвратительное ощущение помойной ямы, в которую он словно бы окунулся с головой. Он не осуждал Марину за то, что она перешагнула через кровь, потому что поступок Николая выглядел куда более мерзким по любым понятиям. И при таком раскладе Коваль имела полное право вообще стереть своего родственничка с лица земли, однако не стала – не захотела марать руки. Ворон знал, что отец Марины, родной дед Николая, отказался от внука после этого и больше ни разу не позвонил и не приехал.
Все это он мог бы сейчас рассказать Коваль, но та решительно дала понять, что не желает больше ничего знать – и, возможно, была права в этом своем нежелании.
Марина отложила хаси на подставку и внимательно посмотрела на Ворона. Тот невозмутимо доедал суши с подноса в форме листка лилии и, казалось, вообще забыл, зачем пригласил ее сюда. Хохол откинулся назад, на мягкую спинку дивана, и тоже наблюдал, но только за женой. Ее плотно сжатые губы и прищуренные глаза лучше слов говорили ему о том, она выжидает момент, чтобы начать разговор, потому что видит – собеседник не торопится с этим. Умение терпеливо выжидать не являлось сильной стороной Марины… Хохол не ошибся.
– Ну что, ты закончил трапезу? – спросила она, вытягивая сигарету из пачки.
Ворон, не торопясь, поднес к губам салфетку, потом долго просматривал что-то на дисплее телефона, словно проверял, какую фразу произнесет Наковальня следующей. Но она больше ничего не сказала, закурила и откинулась назад. Хохол недовольно скосил глаза в чуть разошедшийся вырез на блузке, который слишком, по его мнению, явно демонстрировал высокую грудь Марины. В другое время он был бы только рад подобному обстоятельству, но сейчас здесь был Ворон.
– Значит, хочешь о делах… – протянул Мишка задумчиво и снова умолк.
– Я? – удивленно переспросила Коваль, как будто ослышалась. – Поправь, если ошибаюсь, но это ты утром звонил и назначал встречу. Так кто из нас чего хочет?
Ворон резко подался вперед и проговорил:
– Не зарывайся, Маринка. Да, мне нужна твоя помощь, не буду скрывать! Но! Ты все-таки фильтруй базар и сильно не борзей, ага?
– А ты прекрати в кошки-мышки играть, мы не в песочнице! – отрезала Марина, даже не пошевелившись. – Хочешь помощи – так попроси, не обламывайся, не упадет корона в грязь.
– И попрошу, – кивнул он, – попрошу. Влип я крепко с этим банкиром, с этим банком. И не знаю, как разрулить, голову сломал уже. Узнал, кто стоит за ним. Думаю, ты тоже поняла, не дура ведь.
– Что тут непонятного? Объявился преемник Кадета, он тебя и прессует, – спокойно отозвалась Марина. – Суть давай, не юли. Я чем могу помочь? Ни связей старых, ничего. И восстановить нельзя, сам понимаешь.