– И я бы в жизни не подошла к этой трости, – продолжает брюзжать Грета. – Не говоря уже о том, чтобы отвалить за нее целое состояние.
– Ты считаешь, что сто евро – это состояние? Ты всегда была скрягой, Грета.
– А ты – самый настоящий транжира, Каспер. Вот вы, молодой человек… Вы потратились бы на трость?
– Нет, – Икер произносит это как можно мягче, чтобы не задеть старика и в то же время потрафить старухе. – Просто потому, что трость мне пока не нужна.
– Ему, – панама энергично кивает в сторону бейсболки, – тоже не нужна. Не была нужна до сегодняшнего дня. Но как увидел трость, вцепился в нее, словно ненормальный. А у меня от этой собаки мурашки по коже. Она – еще хуже молочника, вот что я скажу!..
– Темная ты женщина, Грета! – старик с нежностью поглаживает набалдашник трости. – Это не собака. Это – Анубис, древнеегипетский бог.
Анубис!
Проводник в загробный мир, судья в царстве мертвых, перед Икером как будто проплывает картинка из учебника истории. Бог с телом человека и звериной физиономией: то ли шакала, то ли собаки с непомерно длинными, стоячими ушами.
– Едва лишь мой недотепа купил эту трость, – голос престарелой Греты мгновенно выводит Икера из задумчивости, – как я сразу сказала ему: жди беды.
– Да?
– Вы не поверите, молодой человек, но стоит ему раскошелиться на совершенно бесполезную вещь, как где-нибудь поблизости обязательно случается неприятность.
– Не говори ерунды, дорогая, – старик устало морщится.
– Ерунды? – палец старухи упирается в желтую полицейскую ленту. – Это, по-твоему, ерунда? С тем молочником было то же самое.
– Что именно? – скорее из праздного интереса спрашивает Икер.
– А что произошло здесь?
– Э-э… Несчастный случай с одним из постояльцев.
– Вот и тогда, в Остенде…
– Вечно ты все путаешь, Грета! Вводишь в заблуждение не только всех вокруг, но и саму себя. Это произошло не в Остенде, совсем в другом городе.
Остенде в сознании Икера почему-то оказывается привязанным к Брюгге, как собака к крыльцу лавчонки, торгующей парным мясом и колбасами. У собаки – длинные, стоящие торчком уши и вытянутая морда, но на кличку Анубис она вряд ли отзовется… А-а, турист из Андорры, чью фотографию Субисаррете демонстрировали бельгийские сыщики полтора года назад. Он погиб на трассе Брюгге – Остенде, примерно в то же время, когда из канала были вытащены мертвые тела Андреса и неизвестного блондина.
Интересно, не тогда ли старые пни приобрели чертов молочник?
– Возможно, это был и не Остенде, – прикусывает бесцветную нижнюю губу Грета. – А постоялец, с которым случилось несчастье… Он жив?
– Увы.
– Так я и предполагала! Сердечный приступ?
– Скорее, кровоизлияние в мозг, – пугать стариков не входит в планы Икера, а версия с кровоизлиянием кажется вполне щадящей.
– А ленты? Зачем здесь ленты? Не хотите же вы сказать, что сердечному приступу… кто-то поспособствовал?
– Пока неизвестно, – в очередной раз уходит от прямого ответа Икер.
– Бедняга! Кто же теперь позаботится о кошке?
Снова кошка! У Икера начинает сосать под ложечкой от обилия хвостатых тварей, не слишком ли их много на один квадратный метр злосчастной гостиницы?
– Какая кошка?
– Мы ведь видели кошку, не правда ли, дорогой?
– Точно, – с готовностью подтверждает Каспер. – Кошка была.
– Сейчас я расскажу вам, как все произошло, молодой человек.
– Меня зовут Икер.
– Очень приятно, – Грета прикладывает руки к груди. – Так вот, когда сегодня вечером мы поднялись сюда, чтобы заселиться в номер, я услышала кошачье мяуканье, очень жалобное…
– Грета преувеличивает. Кошка просто мяукала, к тому же не очень громко. – Похоже, пререкаться с женой – любимое развлечение Каспера. – Я бы не обратил на это никакого внимания, если бы не моя дражайшая половина.
– В последнее время ты стал глохнуть, Каспер.
– Ничего подобного!..
– Ты глохнешь, не спорь! И если бы вместо дурацкой трости мы купили тебе слуховой аппарат, толку было бы больше.
– Так что кошка? – Икеру не терпится вернуть старуху в главное русло повествования.
– Она мяукала, и, помнится, я сказала Касперу: запирать животное в номере гостиницы – злодейство. Что, если она проголодалась?
– А я сказал: не наше это дело.
– А потом кошка показалась из-за двери. Вот этого самого номера, – заключает Грета, тыча пальцем в желтые ленты. – Прелестное создание, таких прелестных созданий я никогда не видела.
– Показалась из-за двери? – Икер удивлен. – Выходит, дверь в номер была приоткрыта?
– Выходит, что так… Я просто не обратила внимания… Но по-другому ведь и не могло получиться?
– Никак.
– Вот и я думаю. Кошки – магические существа, но даже они не могут проходить сквозь двери. А у этой были удивительные глаза. Точь-в-точь как у Каспера в молодости.
– Придумаешь тоже! – ворчит старик. – Сравнила меня с кошкой…
– Такие теплые, янтарного цвета. Когда Каспер признался мне в любви, а это случилось лет сорок пять назад… его глаза светились так же.
Нынешний цвет глаз Каспера внятному определению не поддается: что-то среднее между зеленоватой болотной жижей и не слишком чистым речным песком. Зато с кошкой все прояснилось и пришло в относительное равновесие. Старые пни столкнулись с одним из членов семьи саксофониста.
– И куда кошка делась потом?
– Не знаю, – голос старухи звучит не слишком уверенно. – Наверное, она вернулась обратно в номер. Это все Каспер. Он возился с электронным замком, никак не мог открыть. Естественно, что мне пришлось брать все в свои руки. А когда я обернулась, кошки уже не было.
– Понятно.
– Вот что. Если тот человек умер… Мы с Каспером могли бы приютить осиротевшее животное. Забрать его с собой в Тронхейм, у нас хороший дом и маленький садик при нем, кошке там будет хорошо. Мы могли бы это сделать, не правда ли, дорогой?
– Ну уж, не знаю…
– Как думаете, молодой человек… Нам имеет смысл переговорить с кем-то из администрации?
– Боюсь, что ничего не получится, – Икер разводит руками. – У этой кошки есть хозяева. Они живут здесь же, в двадцать седьмом номере.
– Какая жалость… – старуха выглядит искренне огорченной.
– Значит, вы видели кошку около восьми вечера?
– Мы приехали сюда без пятнадцати восемь, и на регистрацию ушло не больше нескольких минут. Юноша на ресепшене оказался очень расторопен и мил.