Взрослый, умный и очень осторожный.
Как бы ни старался Субисаррета, – он узнает не больше, чем ему (по мнению девчонки) положено знать. Это раздражает и восхищает одновременно, он не знает никого, кто обладал бы столь изощренной техникой манипуляций.
– Одно маленькое «но», детка. Обходить закон можно только в интересах справедливости. Если все легальные методы исчерпаны и ничего другого не остается.
– Это скучно, – кривит губы ангел.
– Скажу тебе по секрету, что в справедливости, как и в законе, нет ничего веселого.
– Тогда зачем они нужны?.. Когда львицы загнали беднягу слона, это было справедливо?
– Не знаю. Наверное, нет.
– Ты рассуждаешь как слон. Но если бы они его не убили, им нечем было бы кормить своих детей, маленьких львов. И они бы умерли от голода. Это было бы справедливо? – ангел делает ударение на слове «это».
– У животных и человека разные понятия о справедливости. Если, конечно, не принимать во внимание твоих кошек. Твои кошки особенные, да?
– Особенные, – подтверждает Лали. – Когда сами захотят. А когда не хотят – они просто кошки.
– Частный детектив Блексэд – тоже кошка. Вернее, кот.
– А я думала, он похож на тебя.
– К сожалению.
– К сожалению, потому что ты не кот? Или потому, что ты не можешь обойти закон?
– Потому что он всякий раз докапывается до истины. А в реальной жизни… с реальными полицейскими инспекторами… такое случается далеко не всегда.
– Я хочу книжку про твоего детектива.
– Ты можешь попросить… э-э… Мо. Или Исмаэля. Они тебе купят. Ну, или я могу тебе ее подарить.
– Правда?
– У меня в багажнике лежат целых три истории про Блексэда. Новехонькие, с пылу с жару.
– И ты отдашь мне все три?
– Почему нет?
– Здорово! А я подарю тебе Мафальду.
– Заметано. Кстати, я знаю еще одного любителя таких книжек. Он работает в гостинице, и ему очень нравятся ваши кошки. Можешь угадать, про кого я говорю?
– Всем нравятся наши кошки.
– Но не все делают им подарки.
Ангел морщит лоб, как будто что-то припоминая.
– Только чур не придумывать имя, чтобы я понял: ты угадала, а не ляпнула что-то просто так, – предупреждает Субисаррета.
– Хорошо. А еще ему нравятся мармеладки, да?
– Все верно.
– Тогда его зовут Виктор.
– Молодец! А откуда ты знаешь про мармеладки? Ты знакома с Виктором?
– Про книжки мы не говорили.
– А про что вы говорили?
– Ни про что, – неожиданно замыкается девчонка.
– Но ты же сама сказала: «Про книжки мы не говорили». Значит, говорили о чем-то другом. Правильно? Может, вы говорили о ваших кошках?
– Он только сказал, что у него была такая же кошка когда-то.
– И все?
– Да.
– Это было вчера?
– Нет.
– День назад? Два?
– Наверное.
– А где вы разговаривали?
– Там, где он сидит за стойкой. Я ждала Мо, и она очень быстро пришла. Он успел только сказать про кошек. Спросил, можно ли их навестить. Но так и не пришел.
– А он общался с Мо? Может быть, с Исмаэлем или с кем-нибудь еще? С Хлеем, например?
– Не знаю.
– Надеюсь, вы уже все успели выяснить? – за спиной Субисарреты раздается голос Дарлинг. Так неожиданно, что инспектор вздрагивает.
– В общих чертах…
– Ты оставишь нас ненадолго, дорогая? – это не вопрос и не просьба: приказ. В последний момент русская смягчает его необходимым дополнением, способным заинтересовать любознательную маленькую девочку. – Исмаэль кормит чаек, и ему без тебя скучно. И чайкам тоже.
В присутствии Дарлинг Лали моментально становится тем, кем и должна быть: малышкой, полностью зависящей от взрослых. Малышка безропотно поднимается с кресла и делает несколько шагов в сторону борта яхты; только теперь Субисаррета замечает, что из заднего кармана ее джинсов торчит салфетка. Та самая, которой она вычищала кровь из ушей инспектора. Прежде чем скрыться за рубкой, она оборачивается и подмигивает обоим – и Икеру, и Дарлинг.
– Забавная девчонка, – говорит Субисаррета, как только они остаются одни.
– И не так проста, как может показаться на первый взгляд. Но, кажется, вы с ней поладили. Это редко кому удается.
– Я пообещал ей книжку о частном детективе.
– Книжку?
– Не совсем книжку, конечно. Комикс. Девочка сказала мне, что вы с Исмаэлем покупаете ей комиксы.
– Читать она не особенно любит, но картинки рассматривает с удовольствием.
– Она смышленая. И много чего рассказала мне.
– Вот как?
– Вчера днем вы были в Аквариуме?
– Верно. Мы и не делали из этого тайны…
– А Исмаэль… Он был с вами?
– Какое-то время.
– Какое-то?
– В Аквариум мы пришли вместе, а до этого встретились в городе и пообедали. Потом поглазели на акул и обитателей Большого кораллового рифа, и Исмаэль покинул нас.
– Куда он направился?
– Это так важно?
– Это важно, – уклоняется инспектор от прямого ответа.
– У него постоянные встречи с кем-то из организаторов джазового фестиваля. С администраторами клубов, куда его приглашают выступить… Кажется, вчера была одна из таких встреч. Об этом вы можете спросить у самого Исмаэля.
– Да, конечно. Так я и поступлю. Встретились вы уже в гостинице?
– Вы были свидетелем этой встречи, инспектор. Но, насколько я понимаю, вчерашние передвижения не имеют отношения к произошедшему в отеле. Убийство произошло много раньше. Но у меня такое ощущение, что вы обеспокоены его… м-м… алиби.
– Убийство произошло много раньше, вы правы. Но, помимо убийства, имели место еще несколько событий, возможно, не связанных с ним. А если и связанных, то опосредованно. Я ни в чем не обвиняю Исмаэля. Я – друг.
– Чей?
Альваро Репольеса, ставшего Кристианом Платтом, и убитого как Кристиан Платт. Но эти откровения инспектор Субисаррета не озвучит. Во всяком случае, пока.
– Мне бы хотелось быть вашим другом, Дарлинг, – наскоро сочиненная ложь, соскреби с нее верхний слой, окажется правдой. И правда огорчает инспектора, так же как неожиданно возникшее желание переплыть на яхте «Candela Azul» Атлантический океан. Если бы они отправились немедленно, не возвращаясь к пирсу за запасом воды и продуктов, – сколько занял бы переход? Недели, месяцы? В любом случае все это время Дарлинг находилась бы рядом с ним и у них бы нашлось множество тем для разговора, не связанных с Кристианом Платтом, вообще не связанных ни с какими убийствами. Быть может, в какой-то момент Дарлинг перестала бы называть его холодным и отстраненным словом «инспектор» и перешла бы к более интимному «Икер», – кто знает?..