Мистер Саттертуэйт скомкал газету. Теперь, зная, что именно слушает Джиллиан, он как будто яснее представлял себе всю картину. У радиоприемника, одна…
Какая странная просьба! И как она не вяжется с образом Филипа Истни! Ведь в нем нет ни капли сентиментальности. Он человек страстный, горячий, быть может, даже опасный…
Стоп! Опасный — для кого? «Все нити в ваших руках…» Как странно, что именно сегодня он встретил Филипа Истни. Случайно, сказал Истни. Случайно ли? Или же их встреча — лишь часть общего замысла, который уже приоткрывался сегодня мистеру Саттертуэйту?
Он начал продумывать все сначала. Должна быть какая-то зацепка в том, что говорил Истни. Должна быть — иначе откуда это неотвязное чувство, что нужно срочно что-то предпринять? О чем они говорили? О пении, о войне, о Карузо.
«Карузо. — Мысль мистера Саттертуэйта неожиданно устремилась в другом направлении. — Голос у Йоашбима почти как у Карузо. И Джиллиан сидит сейчас у радиоприемника и слушает, как этот мощный голос разносится по комнате, заставляя дребезжать бокалы…»
У него перехватило дыхание. Да-да, бокалы! Когда Карузо пел, от его голоса лопались бокалы! Он вдруг явственно представил себе, как Йоашбим поет в Лондонской студии, а в небольшой комнатке в миле от нее лопается — нет, не бокал, а тончайший кубок из зеленого стекла… От него отделяется и падает на пол хрупкий радужный шар, похожий на мыльный пузырь — возможно, не пустой…
И тут мистер Саттертуэйт, по разумению нескольких случайных прохожих, вдруг лишился рассудка. Он рывком расправил скомканную газету и, едва взглянув на программу передач, сломя голову помчался по тихой улочке. Добежав до угла, он поравнялся с тащившимся вдоль обочины такси, с разбегу прыгнул в машину и выкрикнул адрес, по которому водитель должен доставить его — вопрос жизни и смерти — немедленно!.. Водитель, рассудив, что пассажир хоть и не в своем уме, но, видно, при деньгах, нажал на газ.
Мистер Саттертуэйт откинулся на сиденье. В голове его перепутались обрывки каких-то мыслей, забытые сведения из школьной физики, фразы из сегодняшнего разговора с Истни. Резонанс… Периоды собственных колебаний… Если период вынужденных колебаний совпадает с собственным периодом… Что-то насчет подвесного моста, по которому маршируют солдаты, и вызванные их шагами колебания совпадают с колебаниями моста… Истни всем этим занимался. Истни знает. Истни гений.
Концерт Йоашбима должен начаться в 22.45 — то есть сейчас. Но в программе значится сначала «Фауст», а потом уже «Пастушья песня» с мощной трелью в конце рефрена, от которого… От которого что?
Тон, полутон, оберто [58] . У него снова закружилась голова. Он ничего в этом не смыслит — зато смыслит Истни. Господи, только бы успеть!..
Такси остановилось. Мистер Саттертуэйт выскочил из машины и с прытью молодого атлета взлетел по каменной лестнице на третий этаж. Квартира оказалась незаперта, и мистер Саттертуэйт толчком распахнул дверь. Его приветствовал голос великого тенора. Текст мистер Саттертуэйт помнил, он слышал «Пастушью песню» раньше — правда, в более традиционном исполнении.
«Эй, пастух, что конь твой шибко так идет?..»
Значит, успел! Он ворвался в гостиную. Джиллиан сидела в высоком кресле у камина.
«Байра Миша дочку замуж отдает
— Я скачу на свадьбу поскорей…»
Кажется, она приняла его за сумасшедшего. Он схватил ее за руку и, крикнув что-то нечленораздельное, вытащил, точнее сказать, выволок ее из квартиры на лестничную площадку.
«Я скачу на свадьбу поскорей,
Э-гей!..»
Роскошная верхняя нота прозвучала чисто, сильно, в полный голос — любой исполнитель о таком мог только мечтать. И одновременно с нею раздался еще один звук — нежный звон разбившегося стекла.
В приоткрытую дверь квартиры прошмыгнула бездомная кошка. Джиллиан двинулась было за ней, но мистер Саттертуэйт удержал ее за руку, бормоча при этом что-то не очень вразумительное.
— Нет-нет — это смертельно! Никакого запаха — вы даже ничего не почувствуете. Один вдох — и все кончено… До сих пор точно не изучено, насколько смертоносно его воздействие. Ничего подобного в практике еще не было…
Он повторял слева, слышанные сегодня за ужином от Филипа Истни.
Ничего не понимая, Джиллиан уставилась на него.
Филип Истни проверил время по карманным часам. Половина двенадцатого. Вот уже три четверти часа он выхаживал взад-вперед по набережной. Он взглянул на Темзу и, снова обернувшись, увидел перед собою лицо своего давешнего соседа по ресторанному столику.
— Надо же, — рассмеялся он. — Судьба прямо-таки сталкивает нас сегодня!
— Можете считать это судьбой, если угодно, — сказал мистер Саттертуэйт.
Филип Истни взглянул на него повнимательней, и выражение лица его изменилось.
— Что такое? — тихо спросил он.
— Я только что от мисс Уэст, — прямо сказал мистер Саттертуэйт.
— Что такое? — тихо, смертельно тихо повторил тот же голос.
— Мы с ней вынесли из квартиры дохлую кошку.
Некоторое время оба молчали, потом Истни спросил:
— Кто вы?
Настала очередь мистера Саттертуэйта говорить, и он рассказал все от начала до конца.
— Как видите, я успел, — закончил он. Потом, помолчав немного, мягко спросил: — Хотите что-нибудь сказать?
Он ожидал, что сейчас последует взрыв чувств, что начнутся страстные оправдания. Но он ошибся.
— Нет, — тихо сказал Филип Истни и, развернувшись, ушел прочь.
Мистер Саттертуэйт смотрел ему вслед, пока его фигура не скрылась во мраке. Он испытывал невольное уважение к Истни, как художник к художнику, как вечный воздыхатель к истинному влюбленному, как простой смертный к гению.
Наконец, выйдя из оцепенения, он двинулся в ту же сторону, что и Истни. От реки начал подниматься туман. Встретившийся на набережной полицейский оглядел мистера Саттертуэйта весьма подозрительно.
— Вы тут только что всплеска не слыхали? — спросил полицейский.
— Нет, — сказал мистер Саттертуэйт.
Полицейский внимательно вглядывался в речную гладь.
— Видно, опять кто-то в воду сиганул, — мрачно буркнул он. — Ну, народ! Топятся и топятся.