— Я думаю, что, может быть, подойдет мой друг, мистер Квин, — пояснил Саттервейт. — Вы с ним не знакомы?
— Я никогда ни с кем не знакомлюсь, — проворчал Бристоу.
Полковник Монктон посмотрел на художника с отрешенным интересом, как будто разглядывал редкий вид медузы. Мистер Саттервейт решил приложить все усилия, чтобы беседа протекала в дружеской атмосфере.
— Знаете, мистер Боистоу, я особенно заинтересовался вашей картиной, потому что кажется узнал место, изображенное на ней. Это терраса дома в поместье Чарнли. Я прав? — молодой человек кивнул, и Саттервейт продолжал:
— Очень интересно, Я останавливался там несколько раз. Вы знакомы с кем-нибудь из этой семьи?
— Нет, не знаком! — отрезал Бристоу. — Таким семейкам люди нашего сорта не подходят. Я ездил туда на экскурсию в автобусе.
— Боже мой! — сказал полковник только для того, чтобы что-то сказать. — В автобусе!
Френк Бристоу хмуро посмотрел на него.
— А почему бы и нет? — сердито спросил он.
Бедный Монктон не знал, что ответить. Он с упреком посмотрел на мистера Саттервейта, как бы желая сказать: «Эти примитивные формы жизни могут быть интересны вам, как натуралисту, ну а причем здесь я?»
— Ужасный вид транспорта эти автобусы! — заявил Монктон. — В них всегда так трясет.
— «Роллс-ройсы» нам не по карману, — огрызнулся молодой человек.
Полковник уставился на него во все глаза. Мистер Саттервейт подумал: «Если я не смогу заставить этого молодого человека расслабиться, то вечер у нас будет испорчен».
— Поместье Чарнли всегда вызывает у меня какое-то особое чувство, — сказал он. — Со времени трагедии я был там только один раз. Мрачный дом, как будто населенный призраками.
— Верно, — согласился Бристоу.
— Там и в самом деле обитают два привидения, — заметил Монктон. — Говорят, что на террасу иногда выходит призрак Чарльза I, и что он держит под мышкой собственную голову, только я забыл, почему. И еще там есть Плачущая Леди с Серебряным Кувшином, которая всегда появляется после смерти кого-нибудь из рода Чарнли.
— Чушь, — презрительно фыркнул Бристоу.
— Эту семью преследует злой рок, — торопливо вставил мистер Саттервейт. — Четверо владельцев титула умерли насильственной смертью, а последний лорд Чарнли совершил самоубийство.
— Исключительно неприятное происшествие, — мрачно произнес Монктон. — Когда это случилось, я был там.
— Дайте вспомнить… Это было четырнадцать лет назад, — сказал Саттервейт. — С тех пор в этом доме никто не живет.
— Не удивительно, — отозвался полковник. — Для молодой женщины это, конечно, был ужасный удар. Они были женаты только месяц и как раз вернулись из свадебного путешествия. Решили устроить большой маскарад, чтобы отпраздновать возвращение. Как раз, когда начали собираться гости, Чарнли закрылся в Дубовой Комнате и застрелился. Исключительно странный поступок. Простите… — Монктон резко повернул голову налево и посмотрел на мистера Саттервейта с виноватой улыбкой. — Знаете, Саттервейт, у меня почему-то пошли мурашки по коже. Мне на миг показалось, что в этом кресле сидел какой-то человек и что он что-то мне сказал.
— Да, — продолжал Монктон через пару минут, — это было ужасное потрясение для Аликс Чарнли. Она была одной из самых красивых девушек, которых мне приходилось когда-либо видеть. В ней было много того, что люди называют радостью жизни, а теперь все говорят, что она и сама стала похожей на привидение. Правда, я ее уже много лет не видел. Кажется, она проводит большую часть времени за границей.
— А сын?
— Мальчик учится в Итоне [59] . Не знаю, что он будет делать, когда достигнет совершеннолетия. Не думаю, что он вернется в поместье Чарнли.
— А что, из этого местечка получился бы неплохой парк для отдыха, — насмешливо заметил Бристоу.
Полковник посмотрел на молодого человека с отвращением.
— Нет, нет, вы не должны так говорить, — вмешался мистер Саттервейт. — Если бы вы действительно так считали, то никогда не смогли бы нарисовать вашу картину. Традиции и атмосфера — это тонкие, непостижимые вещи. Они создаются не одну сотню лет и если их разрушить, то восстановить за двадцать четыре часа их невозможно. — Он встал. — Давайте пройдем в комнату для курения. Я хочу показать вам кое-какие фотографии поместья Чарнли.
Одним из хобби Саттервейта была любительская фотография. Старый джентльмен очень гордился своей книгой «Дома моих друзей». Все его друзья были людьми благородного происхождения, и сама книга выставляла Саттервейта большим снобом, чем он был на самом деле.
— Вот снимок террасы, — пояснил мистер Саттервейт и подал фотографию художнику. — Видите, он сделан почти с той же точки, с какой вы рисовали свою акварель. А вот этот чудесный ковер. Жаль, что снимок не передает цветов.
— Я помню его, — отозвался Бристоу. — Красивая вещь, ярко-красная, как пламя. Но все равно там этот ковер был немного не к месту. Он чересчур большой и совсем не смотрится на полу, состоящем из черных и белых квадратов. На террасе только один этот ковер, и он похож на огромное кровавое пятно.
— Наверно, он и подсказал тему этой картины? — поинтересовался мистер Саттервейт.
— Наверное, — задумчиво ответил Бристоу. — Лично мне кажется, что местом трагедии лучше было бы избрать маленькую комнату с панелями, смежную с террасой.
— Она называется Дубовая Комната, — заметил Монктон. — Совершенно верно, о ней ходят нехорошие слухи. Там в стене, за панелью, возле камина есть тайник. Легенда гласит, что в нем когда-то прятался Чарльз I. Еще в этой комнате состоялись две дуэли. И именно в ней застрелился Регги Чарнли.
Полковник взял фотографию из рук художника.
— Да, это бухарский ковер, — продолжал он. — Стоит, я думаю, не менее двух тысяч фунтов. Когда я был в поместье, он лежал в Дубовой Комнате. Там он был как раз на своем месте. А здесь, на террасе, на этих мраморных клетках, он выглядит совсем нелепо.
Мистер Саттервейт посмотрел на пустое кресло и задумчиво произнес:
— Интересно, когда этот ковер перенесли из Дубовой Комнаты?
— Наверное, уже потом. Я помню, беседовал с Чарнли в день трагедии и он сказал, что такие вещи надо вообще держать под стеклом.