— Гриш, помолчи, а?
— Слушаюсь, товарищ исполняющий обязанности начальника отдела!
— Безусловно, для нас это дата, — продолжил Мешечко. — Можно даже сказать — праздник. Но, к сожалению, праздник этот лично мне представляется нынче со слезою на глазах… За этот год у нас с вами было много всякого разного: и хорошего, и скверного, и откровенно плохого. Причины тому имелись также самые разные, но, в основном, объективные. Поскольку службу создавали и с нуля, и фактически с колес.
— А колеса у нас, я вам доложу… — среагировал на наболевшее Афанасьев.
— Я прошу дослушать меня, не перебивая!.. Так вот, как многие могли заметить, в последние месяцы «откровенно плохого» в нашей службе стало на порядок больше. Безусловно, эта странная тенденция не могла не встревожить руководство отдела, и мы провели ряд мероприятий, направленных на анализ причин происходящего. К сожалению, сделанные нами выводы не позволяют говорить о некоем системном сбое. Вернее так — у этого системного сбоя, следствием которого стали вопиющие залеты, в том числе обернувшиеся гибелью наших «клиентов» и ранением нашего товарища, имеется конкретный виновник. И в данный момент он находится здесь, в этой комнате!
Тишина в оперской сделалась классически звенящей. Ни всплеска эмоций, ни глумливых комментариев, ни возмущенного ропота. В глазах у «гоблинов» читался сейчас только один немой вопрос: «Кто?»
— Как только что абсолютно правильно заметил Павел Андреевич, между нами не должно существовать никаких недомолвок и недоговоренностей, — скрепя сердце продолжил Андрей. — Хотя бы потому, что у нас слишком маленький коллектив со слишком специфичными задачами. Поэтому здесь, сейчас, при всех я ответственно заявляю, что мы не станем передавать наши наработки по этому человеку в УСБ, в Управление кадров, еще куда-либо. Мы просто предлагаем ему написать заявление по собственному желанию, собрать вещи и уйти. Уйти, так как более мы не можем и не станем доверять этому человеку. Любые дальнейшие разбирательства при таком раскладе будут немедленно мною прекращены. Слово офицера! В противном случае — разбор полетов будет происходить в другом месте и совершенно при других обстоятельствах. Сразу предупреждаю: последствия такого разбора абсолютно непредсказуемы. Не исключаю, даже возбуждения уголовного дела. Исходя из чего я предлагаю этому человеку сегодня серьезно подумать и завтра утром подать рапорт. У меня все!
Мешечко намеревался было вслед за Жмыхом покинуть оперскую, но Афанасьев ему не позволил:
— Подожди, Андрей! Мне кажется, коли ты сам завел речь про недомолвки, то, сказавши «а», следует сказать и «б». Именно сейчас и при всех.
— Во-во. Я согласен с Сергеичем, — подал голос Холин. — Иначе какой-то натурально тридцать седьмой год получается.
— Хорошо, я вас услышал. Другие мнения есть?
— Нет! — нестройным хором и почти в унисон подтвердили остальные.
— Да говори ты уже! — поморщился Крутов. — Не тяни кота известно за что!
— Наташа!
— А?! Что? — удивленно вскинулась Северова, услышав свое имя.
И тогда Андрей тихим, но твердым голосом пояснил:
— Эта песня посвящается тебе!
Наташа в ужасе прикрыла рот ладошкой, гася вскрик, но уже в следующую секунду подобралась и взяла себя в руки. Она поднялась со своего места, прошла в середину комнаты и, встав напротив Мешечко, смело встретила пристально следящий за ее реакцией взгляд:
— Андрей Иванович, я жду объяснений!
— Мне кажется, я высказался достаточно.
— А вот мне — недостаточно!!!
Хорошенькое личико Северовой исказилось отнюдь не болью, но гневом. Она сверлила глазами Андрея и даже не заметила как из своего угла выбрался Борис Сергеевич и встал рядом с ней:
— Извини, Андрей. Лично мне — тоже недостаточно!
— И мне! — в сердцах выкрикнул Холин. — Хотелось бы понять, за что человека публично расстреливают? На дворе, слава богу, не тридцать седьмой год!
— Вот дался тебе этот 37-й! — окончательно рассердился Андрей и, умеряя боевой пыл собравшихся, поднял руку, прося тишины: — Хорошо. Тогда только один вопрос: Наташа, по конторе ходят устойчивые слухи, что на днях ты вернулась из Крыма. Это так?
— Я… я не понимаю, какое это имеет отношение…
— Дожили, братцы! — горько хохотнул Шевченко. — Оказывается, таперича у нас новые порядки: «Съездишь к морю — хлебнешь горя». Я, между прочим, по осени тоже собирался. Мне теперь как: сразу рапорт писать, или можно по возвращении?
— У вас всё, товарищ Петросян?… Наташа? Я жду!
— Ну не ездила я в Крым! Все эти дни была в городе! Дальше что?
— Как многие из здесь присутствующих, наверное, помнят, в прошлую пятницу я не смог выехать в составе наряда сопровождения Гурцелая, поскольку меня неожиданно выдернули в УСБ. Там «старшие братья» сделали нам предъяву: в последнее время у нас зафиксирован дикий, ничем по их мнению не оправданный, рост обращений к информационным массивам ГУВД. Количество запросов выросло более чем в три раза, причем основной всплеск информационного интереса пришелся на первую неделю сентября. Организованная мною проверка показала, что обращение к базам осуществлялось с использованием персонального служебного пароля через домашний компьютер, установленный в адресе Северовой. Насколько я понимаю, на обывательском сленге это называется «взять халтуру на дом». Наташа, у тебя есть что на это сказать?
— А что может сказать в свое оправдание тот, кто не виноват? — сбивчиво пробормотала ошеломленная происходящим Северова. Ища поддержки, она беспомощно обвела глазами, в которых уже стояли слезинки, коллег, но и самые скептически настроенные сейчас смущенно потупили взоры, не зная как реагировать на услышанное.
Впрочем, двое «гоблинов» все-таки попытались вмешаться в ход публичного судилища.
— Ребята! Андрей! Я все-таки считаю, что нельзя вот так, сгоряча. Надо разобраться, что к чему! — попросил Афанасьев.
— Во-во! А то потом, когда разберешься, что к чему, всё уже будет ни к чему, — поддержал водителя Холин.
— Значит, так! — решительно сказал Мешечко. — Через полчаса я должен быть в Главке, поэтому вынужден свернуть дебаты и окончить сегодня наше собрание именно на такой вот печальной ноте. Обещаю выслушать все аргументы, но — позже. И если они действительно будут по существу.
— Андрей, и все-таки: что мы решаем сейчас по Северовой? — деловито напомнил Олег Семенович. — Мне нужно отметить это в протоколе собрания.
— Если мне не изменяет память, в первый день своего отпуска Наташа вынужденно выходила на работу. На генеральную приборку и… игру в луноходы. Павел Андреевич обещал Северовой за сей подвиг отгул. Будем считать, что этот отгул ею сегодня получен. Так что, Наташа, поезжай сейчас домой и думай. А завтра, к 11:00, желательно видеть тебя в моем кабинете с рапортом на руках. И самое последнее! Виталий, смени пароли и системы допуска к информационным базам. И не затягивай с этим: вернусь из Главка — проверю!