Она взяла с Ашота честное-пречестное слово, что он ничего не станет предпринимать до ее приезда, и отключилась.
* * *
– Ну у тебя и кавардак! – привычно вздохнула Ирина на пороге Катиной квартиры. – Вообще никогда не убираешь?
– Некогда! – Катька заметалась по квартире.
– Переоденься, – шипела Ирина, – он тебя увидит в этой кофте и на пороге изнасилует! Брюки оставь, это правильно, свитер надень какой-нибудь с закрытым воротом. Помаду сотри, хотя нет, лучше оставь, она тебе не идет…
– Да? – Катерина на бегу притормозила у зеркала. – А мне нравится… И свитеров у меня никаких нету, ты же знаешь, я не люблю, когда горло давит…
– Просто три твоих подбородка ни в одном вороте не умещаются! – злилась Ирина, копаясь в Катькиных шмотках. – Ну вот, померяй хоть этот…
Свитер оказался мал Катьке на два размера и так обтягивал ее телеса, что Ирина только за голову схватилась.
– Нет, уж лучше кофту эту оставь!
– Вон он идет! – вскричала Катерина, выглянув в окно. – Ой мамочки! Ирка, только ты пока где-нибудь посиди, а то он удивится и ничего не скажет. Я сама с ним поговорю!
– Думаешь, у тебя получится? Ну ладно, я в этот шкаф спрячусь. А ты, если что – кричи! Слово какое-нибудь секретное… вроде как условный сигнал…
– Ананас! – выпалила Катька. – Я буду кричать: «Ананас!»
– Ну почему – ананас? – огорчилась Ирина. – Вечно ты, Катька, про еду думаешь!
– Слово красивое, – уперлась Катерина, – и, главное, простое, я его не забуду!
– Ладно, кричи что хочешь…
Не успела Ирина спрятаться в шкафу, как в дверь требовательно зазвонили.
– Боже, это он! – взвизгнула Катька, схватившись за голову. – Это Ованес! Что делать, что делать!
– Шкаф закрыть! – прошипела Ирина. – Мне изнутри это сделать несподручно!
– Сейчас! – пискнула Катя, торопливо захлопнула дверцу шкафа и галопом понеслась к двери.
На пороге действительно стоял Ованес Степанович. Правда, определить это Кате удалось не сразу, потому что Ованес прятался за огромным букетом темно-красных роз.
– Какие розы! – выдохнула Катерина, зардевшись. – Ну зачем вы… право, не стоило!
– Как это не стоило? – воскликнул пылкий Ованес, вступив на территорию противника, то есть протиснувшись в прихожую. – Как я мог прийти к такой женщине без цветов? Двести поколений моих предков покрыли бы меня позором! Кроме того, Катерина Андреевна, вы не хотите слушать мои слова, так пусть эти розы вместо меня красноречиво скажут вам о моих чувствах! Знаете ли вы, что значат темно-красные розы на языке цветов? Нет?
– Нет… – отозвалась Катерина, медленно отступая перед надвигающимся Ованесом.
– Они значат пылкую страсть! – выпалил заокеанский ловелас, отрезая Кате пути к отступлению.
– Но, Ованес Степанович! – воскликнула Катерина, пытаясь увернуться. – Ведь вы знаете, что я замужем!
– Кого это останавливало? – отмахнулся Ованес от ее довода. – Наша встреча – это судьба! Она была предначертана небом!
С этими словами он очень ловко загнал Катерину в угол между статуей африканского бога плодородия и чучелом огромного нильского крокодила.
– Насчет неба – это вряд ли, – пропыхтела Катя, пытаясь вырваться на свободу. Она оглянулась на шкаф, где сидела Ирина, и неуверенно выкрикнула: – Ананас!
«Спасать надо эту тетеху», – подумала Ирина и попробовала открыть дверцу шкафа.
Дверца не поддавалась.
Холодея от ужаса, Ирина поняла, что Катька, бросившись на звонок Ованеса, умудрилась запереть ее снаружи на задвижку.
– Ананас! – кричала Катя уже в полный голос, поскольку Ованес Степанович бросил букет на пол и освободившимися руками обхватил Катерину за талию. Поскольку талия у Катьки была… как бы это сказать… не совсем явная (Жанна язвила, что еще немного, и к Катерининой фигуре подойдет известный анекдот про портного и даму: «Сто восемь, сто восемь, сто восемь… где будем талию брать?»), то Ованесу едва хватило рук на обхват.
– Ананас! – прохрипела полузадушенная Катерина.
– От авокадо слышу, – пробормотала Ирина, безуспешно пытаясь открыть изнутри дверь шкафа. – Вот ведь обормотка… Сама она не отобьется от этого армянского Ромео… Но как мне отсюда выбраться, хотела бы я знать?
Она просто потрясла дверцу, надеясь, что задвижка от сотрясения отъедет в сторону – не тут-то было. Тогда ей пришло в голову просунуть в дверную щель какой-нибудь тонкий предмет и таким образом отодвинуть злополучную задвижку.
В шкафу было темно, она принялась на ощупь шарить вокруг, но в руки ей попадались только какие-то пыльные тряпки и старые Катины кисти.
Она выглянула в щелку, чтобы убедиться, в каком состоянии находится ее подруга.
Ованес прижал Катьку к африканскому богу и пытался сорвать с нее Валентинину кофту.
«Зря мы выбрали красную кофту, – отстраненно подумала Ирина. – Точно она подействовала на Ованеса как красная тряпка на быка! Хотя, думаю, ему цвет безразличен…»
– Ананас! – снова выкрикнула Катя, растерянно косясь на шкаф.
– Ананас? – удивленно переспросил Ованес, не прекращая борьбы. – Если бы я знал, что вы любите ананасы, я непременно принес бы парочку… следующий раз обязательно принесу…
Катерина сражалась, как лев. Точнее, как львица. Когда Ованес Степанович уже был близок к осуществлению своего намерения, Кате удалось отломить какую-то часть от африканского божества и как следует огреть распоясавшегося ловеласа по лысине. Тот на мгновение утратил бдительность, и Катя сумела вывернуться из его объятий. Она бросилась прочь, но споткнулась о хвост нильского крокодила и растянулась поперек коридора.
При этом та часть африканского бога плодородия, которой Катерина в пылу битвы так удачно огрела Ованеса, выпала у нее из руки и подкатилась к самому лицу. Катя увидела, какая именно это была часть, и покраснела. У африканского бога эта часть была просто фантастических размеров.
Тем временем Ованес Степанович пришел в себя и бросился вслед за беглянкой. Он уже почти настиг ее, когда входная дверь скрипнула и изумленный голос произнес:
– Что здесь происходит?
Ованес Степанович повернулся к двери. Одежда его была в явном беспорядке. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, шелковый галстук ручной работы сбит на сторону, прядь, которую он обычно зачесывал на лысину, неприкаянно болталась где-то за ухом.
Катя оперлась о крокодилий хвост и села посреди коридора, уставившись на вошедших. Ее лицо пылало, как закат над прерией. Красная Валентинина кофта только подчеркивала этот румянец. Кроме того, эта кофта тоже была полурасстегнута.
Катерина моргнула круглыми глазами и радостно воскликнула: