На картинке Газзи-младенец. И хохолок его, и глаза. Усталая, уже не очень молодая женщина держит его на руках. Но сам он пухленький и веселый.
Потом картинка начинает двигаться. Объяснить это трудно. Не как в кино. Просто она сначала увеличивается, а потом поворачивается вокруг своей оси, как будто мы обходим вокруг этой женщины с ребенком. И Газзи все время виден крупным планом. Совершив полный оборот, изображение снова уменьшается. Зато теперь видно всю комнату. Ужасную. Окна мутные, грязные. Стены в трещинах. Кажется, это тот самый притон в Вашингтоне. Только до того, как его заселили бездомные наркоманы.
Вместо людей теперь в фокусе камеры деревянный стол. На столе маленький бумажный четырехугольник, меньше конверта. На него наезжает камера. Он становится резче и крупнее. Теперь можно понять, что это такое.
Это чек. На чье имя выписан — непонятно — строчка замазана. Зато ясно видна сумма — $10,000. И от кого. От ИТАКСа.
Газзи закашлялся, и я вижу, как он старается держаться и не расплакаться.
Его мать продала его в Школу белохалатникам за десять тысяч долларов.
Не знаю, почему нам послали только Газзину историю в картинках. Почему не показывают никого другого. Видно, белохалатникам нравится играть с нами то в кошки-мышки, то в угадайку.
Мы теперь все время проверяем, не выступит ли у кого из нас на шее «срок годности». Но пока ни у кого ничего. Все чисто. Повторяю, пока. Но, с другой стороны, если смотреть в лицо смерти так часто, как смотрим мы, смерть превращается просто в надоедливую занудную старуху.
В нашей камере нет ни одного окна. Поэтому у нас нет и никакой точки отсчета времени. Скука теперь — наш главный враг. И мы сражаемся с ней, строя планы побега. Реальные и не очень. Стараюсь держать ребят в узде, а то они все время норовят занестись в облака. Как настоящий лидер, заставляю стаю перебрать все возможные сценарии развития событий, развиваю стратегию и тактику действий.
— Теперь смотрите. Они приходят за нами… — начинаю я уже в сотый раз.
— …Но дорогу им преграждает стадо слонов, — Игги предсказывает следующий поворот.
— А потом в камеру влетает миллион воздушных шаров и им нас не найти. — Это новый ход, предложенный Газманом.
— И тут на них сыпятся котлеты и забивают им рты так, что они дышать не могут. — Надж явно проголодалась, если у нее на уме котлетная стратегия.
— Вот-вот, — развивает ситуацию Игги. — Я вскакиваю на слона. Воздушные шары надуты Газзиным газом, так что, когда они один за другим лопаются, белохалатники задыхаются насмерть. А оставшиеся в живых от девятой котлеты начинают блевать и тонут в собственной рвоте. По-моему, отличный план!
Надж, Игги и Газ хохочут, и даже Клык улыбается, переводя глаза с них на мою кислую физиономию.
— Сколько можно вам говорить, нам надо приготовиться.
— Приготовиться помирать? — Игги мгновенно перестает смеяться и печально на меня смотрит.
— Кто здесь собирается помирать? Я лично не собираюсь. Ни сейчас, ни в скором будущем.
— А как насчет «истечения срока годности»? — Газзи тоже посерьезнел. — В любой момент проступит на шее — и все твои планы в тартарары полетят. Или что ты, например, скажешь про Ангела, про эту чертову предательницу?
По его последнему пункту я много чего могу ему сказать. Но для этого пока не время.
Открываю рот полить их всяческой ложью во спасение и поддержание духа, но тут дверь неожиданно открывается.
Мы напряглись при виде надвигающегося на нас белохалатника с блокнотом в руках. Он проверяет свои записи и поправляет на носу очки:
— Слушайте меня. Мне нужны слепой и тот, у которого способности к мимикрии.
И он выжидательно смотрит на нас.
— Ты что, белены, парень, объелся! — откровенно хамлю я ему.
— Я? Нет, — опешил он от моего нахальства. Но опомнившись, застучал карандашом по блокноту. — Нам нужно провести последние тесты.
Скрестив на груди руки, мы с Клыком инстинктивно делаем шаг вперед и заслоняем собой стаю.
— Я вовсе не уверена в необходимости ваших тестов.
Белохалатник по-новой удивляется нашей несговорчивости. Он, видно, не прочитал как следует нашу «историю болезни».
— Перестаньте, пошли со мной. — Он изо всех сил старается придать своему голосу грозные интонации. Но, в лучшем случае, ему удается жалобное нытье.
— Ты, дружок, шутишь? У тебя под халатом, часом, пулемет не припрятан? Без пулемета тебе их отсюда не вытащить. Так что считай, не повезло тебе моих ребят от нас уволочь.
Он грозно сводит брови:
— Слушайте, давайте подобру-поздорову миром разберемся. Эти двое сейчас со мной пойдут и никакого шума. Идет?
— Дай подумать… А что, если… НЕТ! НЕ ИДЕТ!
— А какой шум ты имеешь в виду? — вклинивается в разговор старших плохо воспитанный Газ. — Я на любой шум готов, а то скучно очень стало.
Белохалатник, видно, и сам понимает, что проигрывает, но все еще старается напустить на себя важность и строгость:
— Мы пытаемся найти альтернативные способы вашего… «выхода на заслуженный отдых». Вы можете еще быть нам полезны. Только по-настоящему полезные существа переживут план «Одна Вторая». Я бы даже уточнил, что реально это «Один из Тысячи» план. Новому человечеству нужны будут только люди с истинно полезными навыками и способностями. С ними мы осуществим нашу ре-эволюцию. Вы должны хотеть помочь нам выяснить, может ли быть от вас живых какая-нибудь польза, или нет.
— В любом случае, от мертвых нас никакой пользы не будет, — задумчиво вступает в нашу содержательную беседу Надж.
— Не будет, — соглашаюсь с ней я. — Разве только подпорками для дверей пригодимся.
Белохалатник терпеливо переминается с ноги на ногу.
— Или теми хреновинами на парковках, которые показывают, где машине остановиться. Типа барьеров, что ли. Запамятовал, как они называются, — напрягает память Игги. Он закрывает глаза и застывает в странной позе, демонстрируя парковочный барьер.
— Согласна. Тоже вариант, — потешаюсь я над отшатнувшимся в ужасе белохалатником.
Он, видимо, так обалдел от нашего напора, что бессознательно выложил нам истинные планы нашего предназначения:
— Китай интересуется возможностями использования вас в качестве оружия массового поражения.
Очень интересно.
— Скажите Китаю, чтобы шел в ж… А теперь вали отсюда, пока мы тебя самого не превратили в подпорку для двери.
— Указанные экземпляры должны пройти на анализы, — еще раз принимается он за свое.
— Вернись на землю и подумай, с кем ты разговариваешь. Сказано тебе, проваливай.