– Да, разумеется.
Сэр Эдвин сел.
Перекрестный допрос продолжил сэр Самьюэл Эттенбери.
– Тем не менее вы полагаете, что, независимо от способа введения морфина, он был принят одновременно с другими продуктами и напитками?
– Да.
– Благодарю вас.
Инспектор Брилл скороговоркой отбарабанил присягу. Он стоял навытяжку, суровый и невозмутимый, с привычной четкостью излагая свои показания.
– Был вызван в дом… Обвиняемая сказала: «Это, вероятно, отравление недоброкачественным рыбным паштетом»… произвел обыск… одна баночка из-под рыбного паштета, вымытая, стояла на сушилке в буфетной… другая наполовину заполненная… продолжил обыск кухни…
– Что именно вы нашли?
– В щели позади стола, между досками пола, я нашел маленький клочок бумаги.
Клочок был передан для осмотра присяжным.
– Как, по-вашему, что это?
– Обрывок этикетки… такие наклеиваются на стеклянные трубочки с морфином.
Неторопливо поднимается адвокат.
– Вы обнаружили этот клочок в щели на полу?
– Да.
– Это обрывок этикетки?
– Да.
– Удалось ли вам найти остальную часть этикетки?
– Нет.
– Не нашли ли вы какой-нибудь стеклянной трубочки или бутылочки, на которой могла быть наклеена эта этикетка?
– Нет.
– Как выглядел этот обрывок, когда вы его нашли? Он был чистым или грязным?
– Он был совершенно свежий.
– Что вы имеете в виду, говоря «совершенно свежий»?
– На нем было немного пыли, края были необтрепаны, и бумага совсем не пожелтела.
– Не мог ли он находиться там продолжительное время?
– Нет, он попал туда совсем недавно.
– Значит, вы считаете, что он попал туда в тот самый день, когда вы его обнаружили, а не раньше?
– Да.
Сэр Эдвин, ворча, опустился на место.
На свидетельском месте – сестра Хопкинс. Ее красное лицо дышит самодовольством.
«…Все равно, – думала Элинор, – эта назойливая Хопкинс не наводит такого ужаса, как инспектор Брилл». Именно отсутствие у инспектора каких-либо эмоций заставляло ее буквально цепенеть от страха. Так явственно ощущалось, что он часть гигантской машины! А у сестры Хопкинс нет-нет да и прорывались какие-то чувства, пристрастия.
– Ваше имя Джесси Хопкинс?
– Да.
– Вы районная медицинская сестра [33] и проживаете по адресу Роуз-Коттедж, Хантербери?
– Да.
– Где вы находились двадцать восьмого июня нынешнего года?
– Я была в Хантербери-холле.
– Вы были приглашены туда?
– Да. У миссис Уэлман случился удар… второй. Я пришла помочь сестре О’Брайен, пока не найдут вторую сиделку.
– Вы брали с собой чемоданчик с лекарствами?
– Да.
– Расскажите присяжным заседателям, что именно в нем находилось.
– Бинты и прочие перевязочные материалы, шприц для инъекций и некоторые лекарства, в том числе трубочка с гидрохлоридом морфина.
– С какой целью вы взяли с собой морфин?
– Одной из пациенток в деревне прописаны инъекции, которые нужно делать утром и вечером.
– Сколько морфина было в трубочке?
– Двадцать таблеток, в каждой из которых по полграна гидрохлорида морфина.
– Где находился ваш чемоданчик?
– Я оставила его в холле.
– Это было вечером двадцать восьмого июня. Когда вы открыли его?
– На следующее утро, около девяти часов, как раз перед уходом.
– Из чемоданчика что-нибудь исчезло?
– Трубочка с морфином.
– Вы заявили о пропаже?
– Я сказала об этом сестре О’Брайен – это сиделка, которая ухаживала за больной.
– Чемоданчик был оставлен вами в холле, через который то и дело обычно проходили люди?
– Да.
Сэр Самьюэл сделал паузу, а потом спросил:
– Вы были близко знакомы с умершей?
– Да.
– Что вы можете о ней сказать?
– Она была милой… и порядочной девушкой.
– Она была жизнерадостным человеком?
– Вполне.
– Не было ли у нее, на ваш взгляд, каких-либо неприятностей?
– Нет.
– Не была ли Мэри Джерард чем-либо обеспокоена перед смертью? Может, она тревожилась о своем будущем?
– Нет.
– У нее не было причин для самоубийства?
– Ни малейших.
Оно продолжалось все дальше и дальше, это убийственное для Элинор повествование. Как сестра Хопкинс сопровождала Мэри в сторожку, как появилась Элинор в возбужденном состоянии, как она пригласила их на сандвичи, как блюдо было предложено сначала Мэри. Как Элинор попросила помочь ей вымыть посуду, а потом предложила сестре Хопкинс подняться с ней наверх, чтобы разобрать вдвоем вещи тети…
Рассказ часто прерывался замечаниями и возражениями со стороны сэра Эдвина Балмера.
«Да, все это правда… и она сама этому верит, – думала Элинор. – Она убеждена, что это сделала я. И каждое ее слово – правда, вот что самое ужасное. Все это правда».
Элинор еще раз оглядела зал суда и увидела лицо Эркюля Пуаро, глядевшего на нее задумчиво и… почти ласково. Он много чего знает и видит то, чего другие не видят…