Сэр Эдвин вздохнул.

– И вас не встревожила пропажа морфина?

– Меня? Да нет.

– Значит, вас совершенно не смутил тот факт, что пропала большая доза смертельно опасного лекарства?

– Я ведь не думала, что его кто-то взял!

– Понятно. Вы просто в тот момент не могли вспомнить, что вы с ним сделали?

– Ничего подобного. Морфин был в моем чемоданчике.

– Двадцать таблеток по полграна, то есть десять гран морфина! Этого достаточно, чтобы умертвить нескольких людей, не так ли?

– Да.

– А вас это не встревожило… Вы ведь даже не заявили о пропаже?

– Я думала, что он найдется.

– Обращаю ваше внимание на то, что, если морфин у вас действительно пропал, вы были обязаны официально заявить о пропаже. Ответственные леди поступают именно так.

Сестра Хопкинс, лицо которой раскраснелось еще сильнее, сказала:

– Ну а я этого не сделала!

– Преступная небрежность! Вы, по-видимому, не понимаете, что медсестра обязана быть предельно аккуратной. И часто вам приходилось терять опасные лекарства?

– Прежде этого никогда не случалось.

Допрос продолжался еще несколько минут. Для такого мастера своего дела, как сэр Эдвин, сестра Хопкинс – суетящаяся, с раскрасневшимся лицом, то и дело противоречащая сама себе – была легкой добычей.

– Это верно, что в четверг, шестого июля, покойная Мэри Джерард написала завещание?

– Да.

– Почему она это сделала?

– Видимо, ей показалось, что это необходимо. И видите, как в воду глядела.

– Вы уверены, что за этим поступком не скрывалось подавленное состояние или неуверенность в будущем?

– Чушь!

– Однако то, что она вдруг решила написать завещание, свидетельствует о том, что она размышляла о смерти.

– Ничего подобного. Просто она считала, что это необходимо сделать.

– Взгляните. Это то самое завещание? Подписано Мэри Джерард и свидетелями – Эмили Биггс и Роджером Уэйдом, приказчиками из магазина готовой одежды. Покойная завещала все свое имущество Мэри Райли, сестре Элизы Райли?

– Совершенно верно.

Завещание было передано присяжным заседателям.

– Как вы думаете, имела Мэри Джерард какую-нибудь собственность, которую могла бы оставить по завещанию?

– В то время у нее ничего не было.

– Но вскоре она собиралась что-то получить?

– Да.

– Вы подтверждаете тот факт, что мисс Элинор Карлайл передала Мэри значительную денежную сумму – две тысячи фунтов?

– Да.

– Мисс Карлайл не была обязана это делать? Это объяснялось лишь ее великодушным порывом?

– Да, она поступила так по доброй воле.

– Но ведь если бы она ненавидела Мэри, о чем тут неоднократно высказывались предположения, она не стала бы добровольно передавать ей столь крупную сумму денег?

– Возможно, и так.

– Что вы имеете в виду, отвечая таким образом?

– Ничего.

– Вот именно. А теперь такой вопрос: слышали ли вы какие-нибудь сплетни о Мэри Джерард и мистере Родерике Уэлмане?

– Он был влюблен в нее.

– У вас есть тому доказательства?

– Я просто знала об этом, вот и все.

– О, вы просто знали об этом! Боюсь, что это звучит не очень убедительно для присяжных заседателей. Вы как-то сказали, что Мэри не хотела иметь с ним дела, потому что он был помолвлен с миссис Элинор, и что то же самое она повторила ему в Лондоне?

– Мэри сама мне об этом рассказала.

Перекрестный допрос продолжил сэр Самьюэл Эттенбери:

– В тот момент, когда Мэри Джерард обсуждала с вами формулировку завещания, заглядывала ли в окно обвиняемая?

– Да, заглядывала.

– Что она сказала?

– Она сказала: «Так ты пишешь завещание, Мэри? Это смешно!» И стала хохотать. Хохотала и хохотала. И по-моему, – не преминула добавить свидетельница, – именно в тот момент ей в голову пришла мысль об убийстве. О том, чтобы избавиться от Мэри! Да, именно с этой минуты она стала лелеять в своем сердце убийство!

– Извольте отвечать на вопросы, которые вам задают, – резко проговорил судья. – Последнюю часть ответа следует вычеркнуть.

«Вот удивительно! – подумала Элинор. – Как только кто-нибудь говорит правду, они это вычеркивают…» Она еле сдерживала истерический хохот.

2

На свидетельском месте – сестра О’Брайен.

– Заявляла ли вам о чем-нибудь сестра Хопкинс утром двадцать девятого июня?

– Да. Она сказала мне, что из ее чемоданчика исчезла трубочка с гидрохлоридом морфина.

– Что вы предприняли?

– Помогала ей искать трубочку.

– Но вы не смогли найти ее?

– Нет.

– Вы знали, что чемоданчик оставался в холле всю ночь?

– Да.

– Мистер Уэлман и обвиняемая присутствовали в доме, когда умерла миссис Уэлман, то есть в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое июня?

– Да.

– Расскажите нам об эпизоде, свидетельницей которого вы были двадцать девятого июня, наутро после смерти миссис Уэлман.

– Я видела Родерика Уэлмана вместе с Мэри Джерард. Он говорил, что любит ее, и пытался ее поцеловать.

– В то время он был помолвлен с обвиняемой?

– Да.

– Что произошло потом?

– Мэри сказала, что ему должно быть стыдно говорить об этом, ведь он помолвлен с мисс Элинор!

– Как, по-вашему, относилась обвиняемая к Мэри Джерард?

– Она ее ненавидела. Она иногда так смотрела ей вслед, будто готова была уничтожить ее.