– Прости нас! Мы дежурим неподалеку, на западной стороне стены. Нас там много, мы и договорились, что соседний караул последит за нашим участком, пока мы выпьем по стаканчику, а потом мы их отпустим. Мы тут всего ничего... Праздник ведь сегодня, и перемирие...
– Достойное объяснение! – вспыхнул Гектор. Больше всего ему было стыдно, что все это видит и слышит Ахилл. – И как только мы с такой стражей двенадцать лет держим оборону! Вон отсюда все, и принесите жертвы богам: у меня просто нет желания разбираться с вами при моем госте. Еще узнаю о таком «договоре», мало вам не будет! Прочь!
Воинов точно вынесло ветром. Ахилл с великим трудом подавил желание расхохотаться, делая вид, что рассматривает двор харчевни.
А между тем с деревянной галереи донеслись шлепаюшие шаги, и перед царевичами и базилевсом появился среднего роста, полный и коренастый человек, в широком белом пеплосе, подпоясанном красным, с кистями, кушаком, в красно-белом головном платке, красиво оттеняющем и вьющиеся черные волосы харчевника, и его почти такую же черную физиономию.
– О-о-о! Какая честь для меня, недостойного! – он вскинул руки таким движением, будто собирался рвать виноград с пышных лоз у себя над головой. – Сам Гектор! Наш воскресший Гектор! И еще двое царских сынов, чуть не весь род Приамов! И... А это кто?
Он уставился на Пелида почти с таким же любопытством, с каким тот смотрел на него. Хирон рассказывал Ахиллу о чернокожих людях, но в реальности облик харчевника показался герою просто невероятным. Особенно изумил его блеск темной кожи – она блестела, словно полированное дорогое дерево.
– Это Ахилл, мой друг и мой гость, и ты давно об этом догадался, Сартосуаро, – сказал Гектор. – Как дела в твоей харчевне?
– Ну как, как? – теперь руки харчевника резко раздвинулись в стороны. – Что за дела сейчас, когда война длится уже столько лет? Нет, я не жалуюсь – в сравнении с другими я живу неплохо. И храм Астарты поблизости, а жрец Лаокоон любит бывать в моем заведении, не в пример его покойному отцу Адамахту, который вообще, уж простите меня, был скупердяем, каких не видывала ни его почтенная Астарта, ни все прочие боги! И с площади Ареса, хоть она и не так близко, воины идут подкрепить свои силы ко мне, к старому Сартосуаро! Ну, и наши мастеровые, когда заводится у них лишняя пластиночка серебра, пропивают ее не дома же – там жены заедят! Они ее пропивают здесь! А что же вы все стоите? Вот стол, вот скамьи, и на них – мои лучшие коврики и подушки! Прошу, прошу, прошу!
– Вот что, Сартосуаро, – Гектор прервал струящееся красноречие хозяина, взяв его за плечо и мягко, но властно повернув к себе. – Мой гость, да, как мне кажется, и мои братья, проголодались. Поэтому подай им мяса повкуснее и вина, лучшего, какое у тебя есть – а у тебя ведь всегда есть хорошее, или нет? А я хотел бы немного поваляться в тени. Там, на террасе, помнится, есть лежанка.
– Даже две. Все, что тебе угодно, шлемоблещущий герой, все, чего ни пожелаешь! А твоему великому гостю и твоим братьям я подам самую отменную еду во всей Трое. Уж не будь в обиде, и во дворце твоего отца не готовят лучше, чем готовит старый черный Сартосуаро!
– Простишь меня, если я на час тебя покину? – спросил Гектор, наклонившись к Ахиллу, успевшему пристроиться за столом. – Вижу, ты догадался, что мне не по себе...
– Ложись и отдыхай, и чем скорее, тем лучше! – почти сердито проговорил базилевс. – Я тебя лечил-лечил, а ты сам же все портишь!
Гектор исчез под деревянным навесом, а харчевник кинулся к своей печи и принялся колдовать возле нее, точнее, возле стоящего перед нею небольшого стола, что-то быстро-быстро нарезая ножом, раскладывая по тарелкам, разливая в кубки.
– Интересно что он принесет? – воскликнул юный Троил, разваливаясь на скамье, – Пахнет так, что уже живот тянет... Будто и не обедали.
– А он кто? – спросил Ахилл тихо. – Он что, «нехси» [41] ?
– Нет! – рассмеялся Деифоб. – Они совсем другие. Сартосуаро из Эфиопии. До войны мы с ними много торговали, их корабли часто бывали у наших берегов, а наши плавали к ним. Эфиопия уже несколько столетий в полной зависимости от Египта, но имеет право на собственную торговлю, на владение кораблями и на выход в море [42] . Сартосуаро живет в Трое уже лет двадцать пять. Я еще не родился, а он уже здесь жил. Говорят, был простым гребцом и сбежал с корабля. А здесь разбогател, завел харчевню. И еда у него... У-у-у! Сам попробуешь!
В это время темнокожий харчевник возник у стола, держа на вытянутых руках огромный поднос, на котором вытягивал тонкую шею кувшин, серебряный, ничуть не похожий на тот, из которого до того пили воины. Три серебряных кубка на высоких ножках были уже наполнены, и из каждого свисал тонкий ломтик апельсина. А в центре подноса, на большом глиняном блюде, были разложены лепешки, покрытые темными виноградными листьями, и поверх этих листьев дымились мелкие ломтики горячей баранины.
Сартосуаро стремительными движениями снял все эти богатства с подноса и расставил на столе, затем поклонился с гибкостью, невероятной для его грузного торса.
– Да пошлют вам боги лучшего во всей Троаде аппетита, мои благородные гости! Может ли бедный харчевник угодить вам еще чем-нибудь?
– Нет, все и так лучше некуда! – Деифоб махнул рукой, давая понять, что хозяин может идти. – Что ты так смотришь, Ахилл? Не пробовал этого блюда?
Пелид покачал головой.
– Нет. А зачем виноградные листья?
– А вот...
И молодой человек ловко подхватил пару листьев двумя пальцами, поймав на них хороший кусок мяса, быстрым движением отправил все это в рот, а затем отломил кусочек лепешки, с которой взял угощение, и небрежно им закусил.
– Попробуй.
Ахилл попробовал и зажмурился от удовольствия. Вымоченные в уксусе и пряностях виноградные листья имели особый, тонкий и нежный вкус, который роскошно сочетался со вкусом тушеного мяса.
– Хорошо? – спросил Троил, облизывая пальцы, чего никогда не позволил бы себе во дворце и, окончательно набравшись дерзости, подмигнул Пелиду.
Тот тоже подмигнул мальчику.
– Вкуснее некуда! А я-то думал – как можно есть листья, если мы не газели и не быки?
– Ты – наш гость, – Деифоб поднял свой кубок. – Можно нам выпить за тебя?
– Нет, – покачал головой Ахилл. – Я – старший и скажу первый. За Гектора!
– Эвоэ! – крикнул Троил и осушил кубок не хуже взрослого мужчины, на что тоже не решился бы за столом царя Приама.
– Эвоэ! – подхватил Деифоб и, выпив вино, со странной улыбкой посмотрел на базилевса. – Я не верил... А теперь вот вижу – это правда. Как же ты любишь нашего брата!