– Но каким образом?
– Все свои знания ты должен направить на то, чтобы узнать, где он может находиться. Меня интересует этот камень! Его могли вправить в брошь, в кулон, в браслет. Куда угодно!
– Но его также могли и распилить, – возразил архивариус. – Не забывайте, изумруд был очень крупный.
Дон Писрро на секунду задумался.
– Даже если камень уничтожен, то об этом я тоже должен знать. Такие камни не пропадают бесследно.
– Возможно, что вы правы… Я постараюсь привлечь все существующие источники, чтобы узнать о его судьбе. В таком случае мне придется съездить в Испанию и попробовать поискать его там, а это, сами понимаете, дополнительные…
– Траты тебя не должны тревожить, – перебил дон Писрро. – Расходы я беру на себя.
– Если, конечно, так…
– И еще… Если ты сумеешь доказать, что камень не уничтожен, то получишь пятьдесят тысяч песо.
– Сколько вы сказали?
– Пятьдесят тысяч песо!
Архивариус широко улыбнулся:
– За такие деньги я готов приступить к поиску немедленно.
– Это то, что я ждал от тебя. – Протянув руку, дон добавил: – Не будем тянуть время. Через два дня я жду от тебя первых результатов.
– Это трудное дело…
– Возражения не принимаются!
Проводив архивариуса, дон Писрро заметил, что виски в бутылке оставалось ровно на один палец. Вполне достаточная порция, чтобы отпраздновать начало поиска. «Как же назвала его эта колдунья?.. «Владыка людей»! А в этом что-то есть». Во всяком случае, такой титул не повредил бы ему.
* * *
Два следующих дня доктор Фернандо Хосе изучал книги и манускрипты шестнадцатого столетия. Надев белые перчатки, чтобы не повредить обветшавшие страницы, он с трепетом переворачивал листы, все более углубляясь в средневековую историю; разглядывал через увеличительное стекло гравюры, пытаясь увидеть на одеждах вельмож знакомые очертания изумруда; перебрал тонны манускриптов и писем разного содержания, однако ничего не находил. Два раза он был близок к тому, чтобы бросить порученную работу и сообщить дону Писрро о бессмысленности предпринятых поисков.
За двадцать пять лет работы Фернандо не однажды пролистал все имеющиеся источники, но в них ничего не говорилось об изделии с крупным изумрудом. На такую подробность он непременно обратил бы внимание. Достав книгу шестнадцатого века в кожаном переплете, Фернандо Хосе отстегнул массивные металлические застежки, взял ее и аккуратно открыл. Отпечатанная на толстой бумаге с красивыми цветными гравюрами на библейские сюжеты книга невольно поражала воображение. Один из рисунков показался ему особенно интересным; взяв книгу со стола, он решил рассмотреть его при дневном свете. Вдруг книга, перегнувшись, выскользнула у него из рук и с сильным стуком упала на пол.
– Проклятье! – невольно выругался доктор Фернандо.
Подняв книгу, архивариус тщательно осмотрел ее со всех сторон и, не отыскав повреждений, облегченно вздохнул. И тут его внимание привлек вчетверо сложенный листок пожелтевшей бумаги с затертыми изгибами, выпавший из книги. Взяв его, доктор Фернандо бережно развернул, стараясь не надорвать края, и увидел почти каллиграфический почерк, показавшийся ему невероятно знакомым. Это был фрагмент сохранившегося черновика. Архивариус принялся вчитываться и враз почувствовал, как лоб мгновенно вспотел. В руках он держал отрывок послания Кортеса испанскому королю. Во всех своих письмах, являвшихся выдающимися памятниками эпохи Великих географических открытий, командор описывал свои приключения. Доктор Фернандо Хосе помнил едва ли не наизусть каждое из сохранившихся четырех писем. И вот теперь ему попался фрагмент письма, не известного ранее…
«…едва остался жив и потерял на левой руке два пальца. И меня до сих пор беспокоит рана на голове. Считаю, что мне еще повезло, потому что многие мои товарищи остались калеками, кто потерял ногу, а кто руку… – Далее следовал значительный кусок затертых слов; как ни всматривался архивариус, но прочитать его не сумел… – Ваше Королевское Величество, я уже неделю добиваюсь встречи с Вами, но Ваш личный секретарь, граф Родригес Эль-Бьерсо, всякий раз откладывает аудиенцию на следующий день. Мне кажется, что он просто за что-то зол на меня и водит меня за нос. Не знаю, дошли ли до вас золотые изделия ацтеков, что я передавал Вашему Королевскому Величеству третьего мая, но сдается мне, что большая их часть была просто разворована Вашими доблестными слугами. При встрече я лично передам Вашему Королевскому Величеству изумруд императора Монтесумы, который он носил до самой своей смерти на шапке… – Вновь пошли затертые строчки, разобрать которые не удалось. – …В преданности Вашему Королевскому Величеству… капитан-генерал Эрнан Кортес».
Набрав дрожащей рукой номер телефона дона Писрро, архивариус, забыв поздороваться, произнес осипшим голосом:
– Дон Писрро, кажется, у меня есть для вас хорошие новости.
Неделю назад на пути полков Наполеона Бонапарта стоял город Манту, ключ ко всем Апеннинам. Город искусств превратился в крепкий южный бастион империи Габсбургов. Предполагалось, что он станет тем орешком, о который корсиканский выскочка поломает свои челюсти. Однако ничего подобного не произошло: город пал. Но он запомнился французским войскам, привыкшим в последние годы к быстрым победам, тем, что его осада была продолжительной.
Дальше простиралась обширная Папская область и Рим. В это время он больше походил на прифронтовой город; дыхание войны ощущалось даже в Ватикане, и папские гвардейцы, одетые в необычную военную форму с чередующимися оранжевыми и синими полосами на камзоле и панталонах, боевито вышагивали по площади Святого Петра.
За долгую историю существования Папской области неприятель второй раз посягал на Рим. Впервые это случилось почти триста лет назад, когда войска императора Карла Пятого, состоящие из испанских, немецких и итальянских солдат, вторглись на территорию Рима, и швейцарские гвардейцы вступили в бой прямо на ступенях базилики Святого Петра. Почти все они погибли, но спасли жизнь и честь папе римскому Клименту Седьмому, перебравшемуся под защитой швейцарцев по секретному ходу из Ватиканского дворца в крепость Святого Ангела.
Сейчас гвардейцам предстояло вновь доказывать свою преданность, возможно ценою собственной жизни.
Усиливающийся ветер безжалостно трепал рясу, норовил оборвать пуговицы. Епископ Маттео, придерживая рукой шапочку, внимательным взглядом провожал ровные ряды швейцарцев, всматривался в их лица, пытаясь отыскать в них нечто похожее на обреченность или сомнение. Но его встречали спокойные глаза людей, готовых выполнить свой долг. А знают ли они о том, что им предстоит столь же суровое испытание, что выпало на долю их предшественников триста лет назад? Похоже, что знают. Не могут не знать! Сомнений более не оставалось – гвардейцы готовы умереть за папу римского.