– В другой жизни вас били за воровство?
– Да, святой отец, мне крепко доставалось, – признался Маттео.
– Били кнутами?
– Случалось. Честно говоря, я до сих пор не пойму, почему меня не прибили.
– Видно, Господь оберегал вас для того, чтобы подготовить к главному испытанию в своей жизни, – серьезно отозвался Пий Шестой.
– Я весь в вашем распоряжении, ваше святейшество.
– Я могу опереться на то, что сопротивляется. Теперь я понимаю, что был не прав, когда распускал орден иезуитов. Они слеплены совершенно из иного теста и не похожи на других монахов. Уверен, что даже сейчас, после роспуска, они не исчезли, а лишь укрылись в катакомбах от гонений. Признавайтесь, вы иезуит?
Особенность иезуитов заключалась в том, что они могли скрывать свою принадлежность к братству за светским образом жизни; им разрешалось носить мирскую одежду, но при этом продолжали оставаться священниками.
– Да.
– Я бы хотел, чтобы вы находились вместе с моим воинством, вдохновляли его божьим словом и своим личным примером. Вы можете облачиться в светское платье, – разрешил понтифик, – иезуитам это не возбраняется.
– Даже если я сниму светское платье, то не сниму епископский перстень. – Отец Маттео положил на стол ладонь, на безымянном пальце которой полыхал золотой перстень с крупным изумрудом.
– Это изумруд Монтесумы?
– Именно так.
– Перстень можете не снимать, это ваше право. Я подпишу распоряжение, что с сегодняшнего дня вы можете именоваться титулом «почетный капеллан его святейшества».
– Спасибо, ваше святейшество, – сдержанно ответил отец Маттео. – Считаю этот титул всего лишь авансом перед предстоящим сражением. Уверяю вас, я буду хорошим капелланом.
Накануне вечером позвонил Владлен и сообщил, что перезвонит часов в десять, чтобы сообщить время сделки. Алексей Павлович Таранников, поднявшись рано утром, находился в приподнятом настроении. Пройдет каких-то несколько часов, и он станет обладателем уникальной вещи, о которой мечтал всю жизнь! Тщательно побрившись, он с удовольствием отметил, что, несмотря на тревожную ночь, выглядит великолепно. И вообще, Алексей Павлович обратил внимание на странную закономерность своего организма – адреналин всегда действовал на него благотворно.
С полчаса назад позвонили Кент с Упырем, сообщили, что находятся по дороге к его дому, и Таранников велел им быть на связи. Так что день начинался благоприятно.
Одевшись неброско – в привычные джинсы и в рубашку светлого цвета, – Алексей Павлович открыл кейс, в котором лежали заготовленные деньги, и довольно хмыкнул. Если все пройдет именно так, как он и планировал, то он заполучит не только яйцо Фаберже, но и оставит при себе кровные сбережения.
Зазвонил телефон. На экране высветился номер Владлена.
– Слушаю, – коротко произнес Таранников, стараясь придать своему голосу некоторую беспечность. Очень хотелось верить, что так оно и вышло.
– Предлагаю совершить сделку по адресу: Аграрная, восемнадцать, квартира шесть.
Алексей Павлович невольно нахмурился. Это был первый неприятный сюрприз, и хотелось верить, что он будет последним. Обычно в деловых переговорах Кощей предпочитал сам задавать тон и особо важные встречи проводить на своей территории. Кроме обычного психологического преимущества, что всегда дают родные стены, можно было как следует подготовиться и уберечься от разного рода неприятностей.
А вдруг парни куда более ушлые, чем представлялось поначалу, и надумают облегчить его на несколько миллионов долларов? Такой поворот событий не стоило сбрасывать со счетов, нужно быть готовым к любому варианту. Он не первый год работает с людьми и не раз имел возможность понаблюдать, как быстро могут меняться убеждения, если вдруг на кону появляются огромные деньги.
Но все-таки следовало вести себя осмотрительно, как если бы ничего не произошло. Подозрения ни в коей мере не должны отражаться на деловых отношениях.
– Почему именно там? – с полнейшим равнодушием в голосе отреагировал Алексей Павлович.
– Потому что мы проживаем по этому адресу. Не хотим рисковать артефактом, а вдруг еще вляпаемся в какую-нибудь скверную историю. Спросят, откуда у нас взялось яйцо Фаберже, придется как-то объяснять… А делать этого не хочется.
Таранников понимал, что в доводах Лозовского присутствовал определенный резон, но все-таки чувствовал себя как облапошенный.
– Хорошо, пусть будет так.
– Вы приедете один? Или еще кого-нибудь прихватите?
– В руках у меня будет три миллиона долларов… Так что предпочитаю сопровождение. А разве ты будешь один?
– Нет, я тут нанял охрану.
– Ах, вот как… Тогда давай сделаем вот что: уравновесим наши силы. Пусть с каждой стороны будет по два человека, больше не нужно. Чего же нам базар устраивать?
– Тоже верно, – охотно согласился Владлен. – Так и поступим. Когда мне вас ждать?
– От меня к вам ехать минут сорок, так что буду где-то через час.
– Договорились.
Едва Таранников отключил телефон, как в дверь коротко позвонили. Глянув в глазок, он увидел Упыря с Кентом, стоящих с унылыми физиономиями: то ли еще не проснулись, то ли полагали, что в квартире их ожидает плаха. В последнее время минорный тандем вызывал в нем немалое раздражение, но Алексей Павлович старался держать эмоции на контроле, понимая, что в ближайшее время иной рабочей силы не предвидится.
Открыв дверь, он поднял заготовленную сумку и вышел навстречу.
– Все, отправляемся! Едем на Аграрную, сделка состоится там. – Строго посмотрев на Упыря, спросил: – Не забыл, что должен делать?
Тот скривил губы, изобразив нечто похожее на улыбку, и бодро ответил:
– Не забыл. Сделаю все, что нужно. Как только вы подадите мне сигнал, я тотчас поменяю деньги на «куклу».
– Все верно, – кивнул Таранников. – Сумка с «куклой» при тебе?
– Да, она в машине.
– Превосходно! – сказал Алексей Павлович и сбежал по лестнице.
Настроив подзорную трубу, отец Маттео глянул на ровные ряды французских пехотинцев. Немного в стороне, на пригорке под широким навесом, спасающим от палящего солнца, он рассмотрел пестрые мундиры генералитета. Среди множества лиц епископ сумел даже разглядеть главнокомандующего армией Наполеона Бонапарта, сидевшего на плетеном стуле. «Стало быть, вот такую личину имеет Антихрист, осмелившийся двинуть войска на Папскую область».
Для больших дел корсиканец был вызывающе молод, не более тридцати лет. Сухощавый, с резкими нервными движениями. Широко расставленные крупные глаза и тяжеловатый волевой подбородок делали его лицо выразительным. Бонапарта можно было бы назвать даже привлекательным, если бы не большой нос, производивший зловещее впечатление.