– Я вчера у генерального застрял, – отчитался Ракитин.
Она пожала плечами – застрял и застрял.
– Пошли, – он потянул ее за руку.
Не может он жениться на Ларисе. Когда Денис увидел Настю, растерянную и жалкую, на крыльце подъезда, у него так сжалось сердце, что никаких вариантов, кроме одного – быть с ней, для него больше не существовало.
У Ларисы есть муж, успокоил он себя.
– Нет, – Настя вырвала руку и смутилась. Похоже, она в самом деле превращается в законченную истеричку.
– Почему? – удивился он.
Почему? Потому что она больше не хочет ждать его, и метаться по пустым институтским коридорам, и не знать, забыл он о ней или действительно застрял у генерального.
– Ну до института-то я могу тебя довезти?
– Ну, до института можете, – вздохнула Настя.
Ей не хотелось с ним ехать. Зачем? Чтобы завтра утром, если он не появится, одиноко брести к метро, а потом бояться встретиться с ним в курилке? Чтобы думать о темноволосой женщине – «однокласснице» – и завидовать ей?
– Настя, я тебя прошу, – вертя головой при выезде из двора, начал Ракитин. – Не уходи без меня из института. Не уходи. Ты влезла во что-то очень нехорошее, и одной ходить тебе нельзя.
– Денис Геннадьевич, – перебила Настя. – Я вам очень благодарна, но свои проблемы я буду решать сама.
– Почему?
Она не ответила, только закусила губу, рассматривая унылую мокрую улицу.
– Я тебе мешаю? – спросил он.
– Нет. Просто я не привыкла обременять посторонних людей. Мне это неприятно, понимаете?
– Понимаю, – согласился он. – Только ты все равно без меня не уходи. И к тому же я не совсем посторонний. Я за тобой ухаживаю. Хочешь, в театр приглашу?
– Хочу, – улыбнулась Настя. Ей вдруг стало очень весело, но отчего-то вновь подступили слезы, и она испугалась, что опять заплачет.
– А пока билетов нет, давай приглашу в ресторан. Сегодня вечером. Это я не спрашиваю, – пояснил он, – я ставлю тебя в известность. И вот еще что, меня зовут Денис. Поняла?
– Поняла, Денис Геннадьевич, – опять улыбнулась Настя.
Ракитин припарковался на институтской стоянке, и, выбираясь из его машины, на соседнем парковочном месте Настя увидела Татьяну. Она и не знала, что Саморукова ездит на работу на машине. Еще совсем недавно Татьяна ездила на метро, как почти все.
Ничего хорошего от этой встречи Настя не ждала.
Не стала дожидаться, пока замешкавшийся Ракитин запрет машину, взбежала на крыльцо, миновала проходную и, поднявшись в лифте на четвертый этаж, постучалась в кабинет главного инженера.
– Принесла? – обрадовавшись, что Ирина на месте, спросила Настя. – Не забыла?
– Не забыла. Что это с тобой? – пытливо на нее глядя, удивилась Ирина, оторвавшись от бумаг.
– Со мной ничего, – растерялась Настя.
– Бледная ты очень. Глазки красные. – Ирина потянулась к зазвонившему стационарному телефону с множеством кнопок и быстро проговорила: – Посмотри почту, я тебе вчера несколько фотографий отправила. Там Аля крупным планом.
– Спасибо, Ирочка. – Настя чмокнула ее в щеку, пока та еще не успела снять трубку, и тихо закрыла за собой дверь.
Фотографий оказалось всего шесть. Никого, кроме Ирины, Настя на них не знала и задумчиво разглядывала незнакомые лица. Почему-то тридцать лет назад все женщины стриглись очень коротко и почти одинаково.
Застолья за накрытыми калькой рабочими столами. Застолья в каких-то маленьких комнатках, наверное в гостиничных номерах. Группки людей на фоне зеленеющих деревьев.
– Инна Марковна, – позвала Настя коллегу. – У меня тут старые фотографии, хотите посмотреть?
– Боже мой! – ахнула любопытная Инна и с интересом спросила: – Откуда это у тебя?
– Ирина Анатольевна прислала, – пришлось признаться Насте. Спохватившись, она придвинула Инне свободный стул. – Садитесь, пожалуйста.
– Ты что, ее близко знаешь?
– Они с моей мамой давно знакомы. Вы тут кого-нибудь знаете? – кивнув на экран с незнакомыми девушками, поторопила Настя.
– Конечно, – улыбнулась Инна, усаживаясь и листая фотографии. – Вот Галочка, неужели ты ее не узнала?
– Ой, правда! – ахнула Настя, не понимая, как могла не узнать молодую Галину Антоновну Новикову. – Красивая какая.
– Молодые все красивые, – вздохнула Инна. – А зачем тебе старые фотографии?
– Тут должна быть жена моего дяди. Альбина. Я не знаю точно, какая у нее фамилия, дядина или девичья.
– Мир тесен. – Инна внимательно посмотрела на Настю. – Альбина Талызина. В замужестве Кирсанова. Твой дядя Кирсанов?
– Угу.
– Вот она, – Инна Марковна вынула карандаш из стоящего на столе стаканчика и ткнула в экран.
Собственно, такой Настя жену дяди Левы и представляла. Невысокая пухленькая блондинка с сильно подведенными глазами.
– А у вас дома разве нет ее фотографий? – удивилась Инна.
– Нет, – призналась Настя. – Я вообще о ней услышала совсем недавно. Случайно узнала, что дядя был женат на какой-то Але и она потом погибла. Вы ее знали?
– Она в соседнем отделе работала. Курили иногда вместе. Здоровались. По-моему, противная была девка. И дура. Что это его угораздило на ней жениться?
– Любовь зла.
– Галя ее лучше знала. Они жили где-то рядом, часто вместе ездили на работу. – Инна Марковна листала фотографии и остановилась на последней: улыбающаяся Аля, молодая красивая Галина Антоновна и какой-то мужик лет тридцати с длинными волосами по тогдашней моде. Впрочем, носить волосы, которые можно заплетать в косу, тогда все-таки не додумались.
– А это кто? – показала Настя на мужчину.
– Самой интересно. Всех знаю, кроме него. По-моему, он не наш, не институтский. – Инна Марковна опять внимательно посмотрела на Настю, хотела что-то спросить, но не стала.
Скорее всего, собиралась спросить, с какой стати Настю так заинтересовали старые фотографии.
Инна еще полистала снимки, вздохнула и потянулась к телефону.
Через минуту она выяснила, что у Галины Антоновны дома есть компьютер, и уточнила ее электронный адрес. А еще через несколько минут, отправив ей фотографию с незнакомым мужчиной, узнала, что человек этот не институтский, а из райкома комсомола. А сама фотография сделана, когда Галя и Аля были на комсомольской учебе.
Нужно было действовать, а Лариса никак не могла отойти от разговора с Ракитиным. Она и сама не понимала, что ее выбило из равновесия до такой степени, что теперь она не может думать ни о чем, кроме этого разговора.