Жалость, вот что, поняла она наконец. Он ее жалеет и поэтому готов пожертвовать собственным драгоценным временем. Готов оставить на минуточку свою девку и побыть с ней, с Ларисой.
Это было так унизительно и обидно, что Ларисе захотелось запустить в стену тонкую кофейную чашечку с недопитым кофе. Чашка была от сервиза, английского и очень дорогого. Лариса не спеша встала из-за кухонного стола и аккуратно поставила чашку в мойку.
Раньше Ракитин никогда ее не «жалел». Он радовался, если она приходила «вовремя», то есть когда он хотел ее видеть. Даже не так, не «хотел видеть», а не возражал против ее присутствия, потому что, по большому счету, ему было все равно, придет она или нет. Когда она приходила «вовремя», они весело трепались или обсуждали что-то серьезное, ужинали в ресторане или дома и отлично проводили время в постели.
Иногда она приходила «не вовремя». Тогда Ракитин был мрачным, неразговорчивым, она почти молча готовила ему ужин и осторожно пыталась его разговорить. Иногда разговорить удавалось, иногда нет, но это не имело особого значения, потому что потом, в постели, им все равно было хорошо. Хотя ей было хорошо всегда от одного его присутствия.
Так, может, воспользоваться его жалостью? Лариса подошла к окну и, отдернув занавеску, посмотрела на мрачный мокрый двор.
Стать в его глазах бедненькой, несчастненькой, развестись с Володей и заставить Ракитина жениться? Лариса знала, что ничего из этого не получится. Не получится, потому что для нее быть бедненькой и несчастненькой страшнее, чем умереть. Она может быть только самой собой – уверенной и сильной. И никто не смеет ее жалеть, даже Ракитин.
Было и еще одно обстоятельство, для Ларисы немаловажное: она не отдаст Володю девице с раскосыми глазами. Не отдаст даже в обмен на Ракитина.
Это ее муж, и он будет принадлежать ей.
Лариса прошлась по квартире, ненадолго остановилась перед зеркалом. Лицо бледное, конечно. Прошлую ночь она почти не спала, да и сегодня спала не больше пяти часов. И все-таки хорошо она выглядит, даже отлично, несмотря на бессонницу. Лариса достала телефон из сумки и потыкала в сенсорную панель – занято.
Она снова подошла к окну, теперь уже в комнате. Внизу сосед, с которым она много лет здоровалась, но имени его не знала, садился в новый «Форд». Во дворе машины парковались тесно, и Лариса равнодушно наблюдала, как движется новенький «Форд» в опасной близости от ее любимой «Мазды».
Машину она покупала, еще живя с предыдущим мужем. Он настаивал на «Ауди», без конца рыскал по каким-то сайтам, сравнивал цены, технические характеристики, убеждал Ларису, кричал, обижался, как будто машина покупалась ему, а не ей. И покупалась, кстати, на Ларисины деньги. Денег предыдущий муж почти не зарабатывал, у него был бизнес – какая-то программистская фирма, грандиозные планы и практически никаких доходов. Впрочем, Лариса допускала, что доходы он от нее утаивал.
Она выгнала его, когда он в третий раз попросил у нее денег «на бизнес». Деньги у Ларисы были, но делать из себя дуру она никому не позволяла. Тогда она ожидала долгих и неприятных сцен, но их не последовало. Муж быстренько собрал вещи и ушел. Теперь регулярно звонит ей перед Новым годом и в день рождения, и она ему звонит в день рождения, это называется «остались друзьями».
Лариса никогда не смогла бы «остаться другом» для Володи.
Ей даже подумать страшно, что он станет жить с какой-то бабой, заботиться о ней, ездить с ней на дачу, а она, Лариса, будет поздравлять его с днем рождения.
Она опять метнулась в прихожую за телефоном и, не успев набрать номер, ответила на грустную мелодию:
– Слушаю.
– Лариса Максимовна, – робко спросила Кира, – извините, вы сегодня будете на работе?
– Ты же знаешь, – едва сдерживая бешенство, прошипела Лариса. – У меня болеет муж.
– Извините, но вас все спрашивают. Что мне говорить?..
– Я-не-знаю, – четко выговаривая слова, отрезала Лариса, – что-тебе-говорить. Сама решай.
Нажала «отбой» и зло сжала телефон. На самом деле показаться в офисе нужно обязательно. Наверняка накопилась куча бумаг, которые необходимо срочно подписать, но думать об этом Лариса не хотела.
Пусть Кира выкручивается, как может. В конце концов, ее никто не звал в секретари, сама навязалась на бедную Ларисину голову.
Телефон заиграл опять, и Лариса облегченно вздохнула.
– Узнал?
– Узнал, – она слышала, что Кутасов усмехается, разозлилась, но сдержалась.
Полине Николаевне Колыбановой было двадцать семь лет, она окончила химический университет – этих университетов сейчас развелось больше, чем ПТУ при советской власти, – имела однокомнатную квартиру в Чертанове и ребенка пяти лет. Девочку. Мужа нет и не было. Работает на заводе химиком-технологом.
Все примерно так, как Лариса себе и представляла. Кроме ребенка. Почему-то она не думала, что у красотки Колыбановой может быть ребенок.
– Максим, – подумав, решила Лариса. – Она должна уволиться.
– Ты хочешь, чтобы я ее припугнул? Ребенком? – помолчав, уточнил он.
– Я не знаю, что ты сделаешь! – взорвалась Лариса. – И знать не хочу. Мне нужно, чтобы она уволилась. Я плачу любые деньги. Любые.
– Ларис, ты соображаешь, что говоришь? Как я заставлю ее уволиться?
– Я сказала – любые деньги. Тебе что, деньги не нужны?
– Знаешь, подруга… Я все-таки не бандюган. Другого ищи. Или сама дерзай. А за информацию денег мне не нужно, считай, я тебе подарок сделал. – Он помолчал немного и посоветовал: – Бросила бы ты это дело, а то, смотри, в тюряге окажешься. Ладно, пока. Желаю удачи.
Такого удара она не ожидала. Кутасов, занюханный охранник, ничтожество.
Сейчас Лариса ненавидела его даже больше, чем косоглазую Колыбанову.
Сейчас она ненавидела весь белый свет.
Лена не любила своего отца. Скорее даже терпеть не могла. Но и о другом не мечтала. Отец дал ей все, что она сейчас имеет, – деньги. Большие деньги. Лена прекрасно понимала, что, не будь его, Игорь никогда не занял бы такую должность, какую занимает в компании отца. И их с Игорем ждала бы трудная жизнь. Конечно, в фирме дяди Левы Игорю место всегда найдется, но это совсем не тот уровень. И деньги не те.
Отец менялся вместе с накоплением капитала. Когда-то давно он работал простым инженером, копал на даче грядки, катал маленькую Лену на велосипеде. Велосипед был старый, папа сам смастерил сиденье для Лены. Тогда они втроем – папа, мама и Лена – ходили на пруд купаться, по вечерам пили на веранде чай со свежесваренным вареньем, а потом подолгу смотрели старенький телевизор.
Сейчас Лене казалось, что все это было в какой-то другой жизни: веселый отец, веселая мать и абсолютно счастливая она. То есть это теперь она понимала, что была тогда абсолютно счастлива.