— Но это не значит, что надо лишать город защиты.
— Город и так беззащитен.
— Слушай, я понимаю, ты злишься на орден. Но так мстить им…
— Я не собираюсь мстить…
— Это идея наместника? — Гризли скрестил руки на груди, исподлобья глядя на друга. — Вы с ним, похоже, здорово спелись. Он тоже наверняка спит и видит, как рухнет башня заклинателей.
— Послушай, это единственный выход. Наместник готов пожертвовать городом ради победы в этой войне. А я только Башней.
Рэй подробно пересказал то, что сообщил Древний.
Выслушав его, Гризли поднялся и, мрачный как никогда, принялся расхаживать по комнате, заложив руки за спину и рассматривая гравюры, развешанные по стенам. Наконец он остановился и повернулся к терпеливо ждущему Рэю.
— Скажи мне одно, если я откажу тебе, ты все равно полезешь туда? — Он мотнул головой, не дожидаясь ответа. — Можешь не говорить. И так понятно — да. А ты знаешь, что с тобой сделают, если поймают?!.. Рассчитываешь на защиту наместника?
— Я ни на что не рассчитываю. Просто пытаюсь повысить наши шансы в этой войне. А сейчас, ты сам знаешь, они не велики.
— Ладно. Давай пока забудем про войну. — Гризли решительно рубанул рукой воздух, словно отметая все «бредовые» идеи Рэя.
— Ну давай, — согласился тот.
— Ты хотя бы понимаешь, что вырвать хранителей из камня невозможно? — сурово спросил друг. — Они заключены глубоко в фундаменте, и, пока ты будешь пытаться разбить цепи, связывающие их, заклинатели остановят тебя десять раз. Да у тебя сил не хватит даже на то, чтобы пробиться в место их заключения.
— На это хватит.
— И что ты сделаешь? — Гризли в недоумении уставился на Рэя, забыв на секунду о своем раздражении на его планы.
— Если я подойду к Башне и начну рисовать формулы изгнания у нее на пороге — меня сразу вышибут оттуда. Помнишь, как мы спасли Тору? — Собеседник хотел возразить что-то, но Рэй жестом попросил его не перебивать. — Я проник в мир кодзу и освободил ее оттуда. Примерно так же поступлю с защитниками. Пройду прямо туда, где спят заточенные хранители. Это должно быть особое замкнутое пространство без входа и выхода.
— Тогда у нас был след, оставленный пожирателем мыслей, — поспешил воспользоваться друг короткой паузой. — Сейчас нет ничего. Как ты найдешь дорогу?
— Меня проведет ярудо. Он сам бывший хранитель. Ему должен быть доступен путь в то место, где заточены духи.
Гризли шумно выдохнул, потер переносицу.
— Ладно, допустим, ты окажешься внутри. Но представляешь, сколько потребуется сил, чтобы твои формулы изгнания начали действовать?
— Представляю.
— Ну и где ты эти силы найдешь?
— Есть одно место… — уклончиво отозвался Рэй.
— Надеюсь, не в кладовке у кодзу? — мрачно усмехнулся Гризли. — Того самого, который, по твоим словам, мне почудился? — Он осекся, потрясенный своей догадкой, и спросил: — Что, правда?! Ты собираешься ввязать в это дело пожирателя мыслей? — Уставился на Рэя, опять не дождался ответа и угрюмо покачал головой. — Лучше бы мне действительно все привиделось…
— Хорошо, а что ты предлагаешь? Теперь тебе известно, что происходит. Посоветуй другой выход.
Гризли, заложив руки за спину, отошел к окну. Рэй видел, как он сжал свои мощные кулаки, словно изо всех сил сдерживая желание как следует вмазать кому-нибудь, но заговорил друг на удивление спокойно:
— Мне совсем не нравится эта затея. Мне не нравится, что ты связываешься с духами-разрушителями. Ты все время к ним лезешь.
— Не я к ним, — улыбнулся Рэй, — а они ко мне.
Гризли отмахнулся с досадой.
— А ты не думал, что кодзу решил ввязаться в это дело лишь потому, что ему выгодно, чтобы Башня была разрушена? Он хочет избавиться от заклинателей, твоими руками, между прочим… Они ему мешают.
— Они ему не мешают, — озвучил Рэй мысли, которые занимали его уже давно, но поделиться ими было не с кем. — Этот дух очень силен. Почти равен по силе стихийным сущностям. Опытные маги с ним вообще предпочитают не связываться. В этом мире ему ничто не угрожает. У него какая-то иная цель. И пока я не могу понять какая. Но буду пользоваться его силой. Знаю, это рискованно, но я предпочитаю рисковать, а не сидеть сложа руки.
— Вот верно говорили нам — нельзя заклинателям лезть в политику! — Гризли наконец отошел от окна и снова уселся напротив. — И правильно Сагюнаро не пошел к отцу — сейчас бы они вместе не только Башню развалили, но и всю Варру в пыль развеяли… Зато вот ты явился так некстати.
— Ты мне поможешь? — прервал Рэй полную негодования тираду товарища, рискующую затянуться надолго.
— Если ты все так хорошо продумал вместе с кодзу. Зачем тебе моя помощь?
— Ты вытащишь меня из Башни, из пространства хранителей, когда я закончу их освобождение.
— Как у тебя все просто, я посмотрю. — Гризли не умел злиться долго и уже постепенно начал «остывать». — Я не хочу ввязываться в эту безумную авантюру и, если бы мог, отговорил тебя, — сурово произнес он, и его круглое, дружелюбное лицо снова стало хмурым и замкнутым. — Но понимаю, что это невозможно. Тебе прекрасно известно, я не смогу сидеть дома, зная, как тебя в Башне разбирают по кусочкам озлобленные хранители, или заклинатели, или еще кто-нибудь. Ты спас меня в день духов, иначе я бы уже был мертв. Теперь не хочу, чтобы мертвым стал ты.
— Спасибо.
Гризли только поморщился, услышав благодарность.
— Идея твоя, конечно, бредовая, но, может, и выйдет, если взяться за дело с умом. Давай, зови своего ярудо.
В отличие от Гризли, дух разбитого очага принял предложение Рэя с восторгом. У него загорелись глаза, когда он понял, что от него требуется. От предвкушения скорой «мести» заклинателям мальчишка не мог устоять на месте.
— Справлюсь, — заявил ярудо уверенно, переминаясь с ноги на ногу.
— Хорошо. Договорились.
Дух довольно кивнул и удалился сквозь стену.
— Теперь надо серьезно подумать, — сказал друг.
Думали они до вечера. Длинные формулы, которые записывал Гризли, уже не помещались на листе, а он все добавлял новые и новые символы. И лишь когда на улице начали сгущаться сумерки, наконец поднял голову от расчетов:
— Все. Готово. Лучше уже не сделаю.
— Запомнил порядок?
— Угу, — отозвался Гризли.
Рэй смял тонкую бумагу, бросил на поднос и поджег. Друг мрачно наблюдал за этими проявлениями предосторожности, но ничего не говорил. Нехорошие предчувствия легко читались на его лице.
Длинный белый лист чернел и выгибался, словно от боли, знаки вспыхивали красным и рассыпались невесомым пеплом.