– А других дам не было в комнате?
– Нет, сэр, я не могу сказать, где все они были.
– Не знаете, где были остальные господа?
– Мистер Дейвид, кажется, был в музыкальной комнате и играл на пианино.
– Вы слышали, как он играл?
– Да, сэр. – Старый слуга содрогнулся. – Позже я подумал, что это было предзнаменование. Он играл похоронный марш. Я до сих помню, как похолодело у меня все внутри.
– Это, конечно, странно, – заметил Пуаро.
– Ну, а теперь перейдем к камердинеру, к этому Хорбюри, – продолжил Джонсон невозмутимо. – Вы можете присягнуть, что он покинул дом в восемь вечера?
– Разумеется, сэр. Он ушел вскоре после того, как пришел мистер Сагден. Я это точно помню, потому что он разбил кофейную чашечку... одну из уорчестерских. Одиннадцать лет я подавал их и мыл, и вплоть до сегодняшнего вечера ни одна из них не разбилась.
– А что Хорбюри делал с кофейными чашками? – спросил Пуаро.
– Да в том-то и дело, что ему нечего было с ними делать, сэр. Он только взял одну, чтобы посмотреть, а когда я сказал, что пришел мистер Сагден, он уронил ее.
– Вы сказали именно «мистер Сагден» или сказали «полиция»?
Трессильян удивленно посмотрел на него:
– Да, теперь я вспоминаю... сказал, кажется, что сейчас в дверь звонил полицейский инспектор.
– ...и Хорбюри сразу же уронил чашку, – закончил предложение Пуаро.
– Это очень интересно, – заметил Джонсон, навостривший уши. – Хорбюри спрашивал еще что-нибудь относительно визита инспектора?
– Да, сэр. Он спросил, что тому нужно здесь? Я ответил правду – что он собирает средства на полицейский дом для сирот, и пошел наверх к старому господину.
– Как вам показалось, – это объяснение успокоило Хорбюри?
– Да, если я правильно припоминаю... Да, он сразу же стал таким, как прежде. Сказал, что мистер Ли – славный старик и очень щедр; так он почтительно выразился, а затем ушел.
– Через какую дверь он покинул дом?
– Через ту, которая ведет в комнату для прислуги.
– Это соответствует истине, сэр, – вставил Сагден. – Он прошел через кухню, что подтверждают повариха и посудомойка, и вышел через заднюю дверь.
– Ну, Трессильян, а теперь скажите нам, пожалуйста, мог ли Хорбюри вернуться в дом незамеченным?
Старый слуга покачал головой:
– Я не представляю, как он смог бы это сделать. Все двери запираются изнутри.
– А если у него был ключ?
– Двери запираются не только на замок, но и на задвижку.
– Как же тогда он войдет, когда вернется?
– У него есть ключ от задней двери, сэр, как и у всех слуг.
– Значит, он мог вернуться этим путем?
– Для этого ему пришлось бы пройти через кухню, сэр. А на кухне всегда кто-нибудь есть примерно до десяти часов.
Полковник Джонсон встал.
– Ну, это все проясняет. Спасибо, Трессильян. Старый камердинер поднялся, слегка поклонился и удалился из комнаты. Но не прошло и двух минут, как он вернулся.
– Хорбюри только что пришел домой, сэр. Вы не хотите с ним поговорить?
– Да, охотно. Сейчас же пришлите его сюда.
Вошедший в комнату Сидней Хорбюри не вызывал симпатии. Он стоял в дверях, нервно потирая руки. Взгляд его был скромным и в то же время заискивающим.
– Вы – камердинер покойного мистера Ли? – спросил Джонсон.
– Да, сэр... Разве это не ужасно? Меня как громом поразило, когда Глэдис рассказала обо всем. Бедный старый хозяин...
– Пожалуйста, отвечайте только на мои вопросы. Джонсон не был склонен затягивать заседание.
– Во сколько сегодня вечером вы ушли из дома и где вы были?
– Я покинул дом незадолго до восьми, сэр, и я был в кинотеатре «Суперб», в пяти минутах ходьбы отсюда. «Любовь в Севилье» – так называется фильм, который я смотрел.
– Кто-нибудь видел вас там?
– Девушка в кассе, сэр, она меня знает. И контролерша меня знает тоже. И кроме того... хм... я был в кино с юной дамой. Мы предварительно договаривались с ней.
– Ах, вот оно как! И как ее зовут, эту юную даму?
– Дорис Бакл, сэр. Она работает на Объединенных молочных предприятиях, Маркхэм Роуд, 23.
– Хорошо, мы проверим это. Вы сразу же вернулись?
– Я вначале проводил свою спутницу. А потом сразу пошел домой. Вы можете проверить и убедиться, что все это правда, сэр, и что я не имею никакого отношения к тому, что здесь произошло. Я был...
– Никто не обвиняет вас в том, что вы имеете к этому отношение, – резко перебил его полковник Джонсон.
– Нет, сэр, разумеется, нет. Но очень неприятно, когда в доме происходит убийство.
– А никто и не говорит, что это приятно. Как долго вы на службе у мистера Ли?
– Чуть больше года, сэр.
– Вы были довольны своим местом?
– Да, сэр, очень доволен. Плата была очень высокая. Мистер Ли как инвалид иногда проявлял тяжелый характер, но я, в конце концов, приноровился обращаться с ним.
– Инспектор Сагден запишет, где и у кого вы служили раньше. Но прежде я хочу узнать вот что: когда вы в последний раз видели покойного?
– Примерно в половине восьмого, сэр. Мистеру Ли всегда подавали в семь легкий ужин, который я сервировал в его комнате, а затем я готовил его ко сну. После этого он обычно еще некоторое время сидел перед горящим камином, пока не уставал и не ложился в постель.
– И во сколько он обычно делал это?
– Когда как, сэр. Часто он ложился уже в восемь часов, – если был очень усталым. Но бывало и так, что засиживался до одиннадцати и дольше.
– И тогда он звонком вызывал вас, чтобы вы помогли ему раздеться и лечь?
– Да, сэр.
– Но сегодня, к примеру, вы ушли из дома. Пятница всегда была для вас выходным днем?
– Да, по пятницам у меня всегда выходной.
– Что было бы, если б мистер Ли собрался лечь?