– Ша! – прервал его Боня, увидев, как открывается дверь в допросную, и Шика тут же заткнулся.
Все напряглись и впились глазами в экран. В допросную вошел молодой мужчина, спокойно сел за стол, повесил сумку на спинку стула и стал осматриваться по сторонам.
– Твою мать! Да быть такого не может! – прошептал потрясенный Боня, вскакивая и подходя поближе к ноутбуку, чтобы рассмотреть получше. – Малыш! У тебя глаза помоложе! Посмотри! Может, у меня глюки начались?
– Да нет, Боня! Никакие это не глюки! – прочистив перехваченное спазмом горло, хрипло ответил тот. – Действительно одно лицо! Но откуда? Как?
– Да чье лицо? – не выдержал Шика.
– Брата твоего старшего! Влада Фартового! Черт! Глазам своим не верю! Словно и не было всех этих лет! И вот он опять молодой и живой там сидит! Да неужели ты сам его не узнал? Блин! Да ты в зеркало на себя посмотри и сравни! – заорал Боня.
– Э! Вы че несете? – растерялся Шика. – Он же погиб! Вы же сами меня на его могилу водили. А насчет того, что не узнал, так у меня же, как и у вас, ни одной его взрослой фотографии нет! Только детские, потому что его потом в детдом забрали! Он, правда, ко мне в детдом несколько раз приезжал, так сколько лет прошло!
– Точно! Фотографироваться он не любил! – вспомнил кто-то.
– Странно! А чего Женька бородку-то сбрил? Мне говорили, что он ее так холил, так о ней заботился.
– У Багрова первая жена дочкой ректора была, так что тут вообще концы с концами не сходятся, – заметил один из «братьев».
– Почему звука нет? – яростно заорал Боня на Умника.
– А что? Этот человек похож на сумасшедшего, который сам с собой разговаривать будет? – спокойно ответил тот.
– А все точно запишется? – не унимался Боня.
– О господи! – простонал Умник. – Ну, когда же ты научишься в современной технике разбираться?
– А мне это надо? А насчет техники… Вот ты за сколько минут сможешь с завязанными глазами «калаш» сначала разобрать, а потом собрать?
– А мне это надо? – его же словами ответил Умник.
Тут в допросную вошел Никитин, и все обратились в слух, стараясь не пропустить ни одного звука. И только когда в разговоре Володи и Евгения возникала пауза, кто-то отваживался заметить:
– Нет! Ну, как он держится!
– Да, обломает этот мент об него зубки!
– Влад! Ну, просто живой! Ну, точная его копия! – дрожащим голосом шептал себе под нос Боня.
– И повадки его, и усмешка! – вторил ему Спичка.
А уж что началось в зале, когда они, прослушав рассказ Родиона Кузьмича, узнали, что это действительно Багров убил мать Евгения, а Королев не стал это дело расследовать, – сплошной мат и скрежет зубовный!
– Парень имел право мстить за мать! – твердо заявил Боня, когда Никитин вышел проводить старика и в допросной стало тихо. – И раз сам, единолично, такое дело провернул, то голова у него ничуть не хуже, чем у Влада варит! Но откуда у него это? И внешность! И характер! И мозги!
Тут в допросной раздался голос Евгения, который объяснил, что это пришел брат его матери, и Спичка с надеждой проговорил:
– Ну, может, хоть сейчас что-нибудь прояснится.
Когда Никитин ввел в допросную Самойлова, Шика воскликнул:
– Я этого мужика знаю! Он ко мне в детдом приезжал, деньги от Влада привозил, одежду, подарки. Он-то мне и сказал, что братишка погиб. Сам-то больше не показывался, но посылки были.
Все дальнейшее собравшиеся слушали, затаив дыхание и забыв даже пить и курить. Когда Самойлов вышел из допросной, они перевели дыхание, и Боня приказал своему подручному:
– Свист! Мужика этого со всем уважением встретить и очень вежливо пригласить сюда! Если будет отказываться, на коленях умоляй, но приведи! И не дай тебе бог его хоть пальцем тронуть! Хоть слово ему поперек сказать! – Подручный кивнул и исчез, а Боня стал распоряжаться дальше: – Пузя! Гони за Аркашей! Скажи, что он нужен нам немедленно! Тариф двойной! – Тот тоже кивнул и ушел, а Боня, взяв телефон, кому-то позвонил: – Привет, это я! Приготовь у себя одиночную камеру, и чтобы по классу люкс, с холодильником, телевизором и всем прочим. Посуда, белье хорошее, полотенца чтобы каждый день меняли. Словом, чтобы не хуже, чем в хорошей гостинице, было. «Хавку» мы свою будем подгонять – нечего парню подгорелую баланду жрать! И теперь главное – упаси тебя бог, если хоть одна падла на него косо посмотрит! Хоть одна мышь на него пискнет! О большем я уже не говорю! Если с его головы хоть волос упадет, ты будешь иметь дело лично со мной! Никому этого удовольствия не уступлю!.. Для кого? Имя я тебе потом назову! – отключив телефон, он повернулся к Шике: – Ну, то, что Фартовый никому из нас о Нине с сыном не сказал, это понятно – могли бы не по злому умыслу, а по дурости или по пьяни заложить ненароком. Но вот чтобы он тебе, своему единственному родственнику, ничего о них не говорил, я не поверю. Ну?!
– Боня! Сукой буду! Ничего не говорил! – прижимая руки к груди, мотал головой тот.
– Посмотри мне в глаза! – потребовал Боня. – В глаза смотреть, я сказал! – рявкнул он, и Шика послушно взглянул на него. – Врешь, гнида! – уверенно проговорил Боня. – Я тебя, гаденыша, из дерьма вытащил и к делу настоящему приставил! Я тебя в люди вывел! Тебя, а не кого-нибудь другого! Ты что, лучше остальных был? Да нет! Такая же шавка, как и все! Я это сделал только потому, что ты брат Фартового! Ты, сука, вкусно ел, сладко пил и баб трахал, а в это время твоего племянника, сына Влада, его гребаная бабка гнобила! Ты, падла, почему мне все не рассказал?
– Боня! Да не понял я тогда ничего! – оправдывался Шика. – Да! Говорил Влад что-то о сыне, но я же сопляк еще был, все мимо ушей пропускал! Думал, какой у него может быть сын, если он женат никогда не был.
– А вот это тебе, чтобы впредь умнее был, – буркнул Боня и, не вставая, так врезал Шике по лицу, что тот упал вместе со стулом, а потом, как ни в чем не бывало, продолжил: – Да если б я только знал, что эта сволочь над Женькой издевается, я бы ее еще тогда своими руками живую мелко пошинковал! Ну, что со всеми остальными делать, потом обсудим. Мое мнение, что прощать такое нельзя!
– Согласны! – дружно ответили все.
– Но обтяпать это дельце нужно будет очень тихо! Нам шум в городе без надобности! И беспорядки тоже! Мы здесь живем и работаем. У всех легальный бизнес, и никто из нас не хочет возвращаться в прошлое. Но ведь никто не запрещает нам совершить туда небольшую экскурсию и вспомнить молодость.
– Я так с удовольствием, – поддержал его Спичка, разминая плечи и шею.
– Вот и договорились, – подвел черту Боня. – За это и предлагаю выпить!
Все подняли бокалы, но выпить не успели, потому что в этот момент в зал вошел Самойлов. Он прожил такую жизнь, что ему не требовалось объяснять, кто перед ним, да к тому же многих из них он, пусть и периодически бывая в родном городе, просто не мог не знать в лицо. Он спокойно прошел, сел к столу, налил себе в бокал воды, выпил ее и, как ни в чем не бывало, поинтересовался, словно он был здесь хозяином: