– У вас есть ко мне какие-то вопросы? Я слушаю вас.
Его поведение и спокойствие должным образом оценили все и, переглянувшись, пришли к одинаковому мнению – наш человек! Тем более что его холодный жесткий взгляд словно держал всех на расстоянии и давал понять, что панибратства он не потерпит.
– Валерий Леонидович! Я Боня. Ваш друг и родственник Слава звал меня…
– Бонифаций. Я помню и вас, и Малыша, и Ярика. Только тогда вы все были, как и я, намного моложе.
– Тем лучше, – кивнул Боня. – Тогда скажите, почему вы никогда никому из нас не говорили, чей Женька сын? Вас подолгу не было в городе, а мы могли бы защитить его от… – он попытался подобрать приличное слово, – не совсем правильного воспитания вашей матери. Нет! Никакого физического насилия! Но мы могли бы просто очень внятно сказать ей, что к мальчику нужно относиться помягче.
– Во-первых, я считал, что вы об этом знаете от Ярослава, потому что Славка говорил мне, что рассказывал ему о своем сыне и просил позаботиться о нем, если с ним самим что-нибудь случится. А и у меня, и у Женьки не тот характер, чтобы набиваться в родню, когда нас знать не желают, да и с протянутой рукой нам ходить не пришлось, так что сами справились.
– Ну, с этим мы уже разобрались, – буркнул Боня, посмотрев в сторону Шики, который все пытался, но никак не мог остановить шедшую из носа кровь, да и губы были разбиты и тоже кровоточили. – А во-вторых?
– Я считал, что знание иностранных языков, музыки и всего прочего ему не повредит. Ни малейшей склонности у него к этому не было, так что определенная твердость, чтобы заставить его всем этим заниматься, была нужна, а ее у моей мамаши хватает. Кроме того, ему была необходима такая закалка духа, силы воли и характера, как и у выросшего в детдоме Славки. Чтобы в Женьке в полной мере проявились именно его черты, его несгибаемая твердость, а не мягкость моей сестры. Потому что жизнь в России – не сахар, и нужно быть готовым к чему угодно. Но ситуацию я контролировал, и, если бы почувствовал, что он может сломаться, вмешался бы сам, и мало никому не показалось бы. Вон он и вырос настоящим мужиком, а не размазней. Теперь и за себя постоять сможет, и близких защитить!
– Так почему же вы сейчас все на допросе рассказали?
– Потому что Женьку вытаскивать надо, не место ему на нарах! Не для того я его воспитывал! И адвокат у него будет самый лучший!
– Уже есть! – заверил его Боня. – Сейчас привезут. И расходы мы все берем на себя.
– Вообще-то, я тоже на паперти не стою, – жестко возразил Самойлов.
– Валерий Леонидович! Вы на протяжении многих лет делали для Женьки все возможное, так позвольте и нам наконец принять участие в судьбе сына нашего друга. И поверьте, мы бы сделали это намного раньше, если бы знали о его существовании. Окажите нам эту любезность! – Когда надо, Боня мог быть искусным дипломатом.
– Хорошо! – подумав, согласился Самойлов.
Боня долго и задумчиво глядел на него, а потом сказал:
– Валерий Леонидович! Развейте, пожалуйста, мои сомнения!
– Если смогу, с удовольствием, – согласился тот.
– Вы знаете, в жизни многих из нас одно счастливое число сыграло решающую роль, но мы так и не смогли найти человека, который нам его подсказал. Может быть, вы случайно знаете его имя?
Все как один выжидающе уставились на Самойлова, а тот, словно и не чувствуя устремленных на него напряженных взглядов, пожал плечами:
– Затрудняюсь ответить. У каждого человека свое счастливое число. Мое, например, 49.
Услышав это, Боня как-то обмяк на стуле и шумно выдохнул, да и все остальные расслабились, один только Спичка не сдержался и торжествующее заорал:
– Нашелся!
Шика же сорвался с места и, подбежав к Самойлову и хлюпая разбитым носом, сказал:
– Валерий Леонидович! Наверное, я был и плохим братом, и плохим дядей, но меня никто никогда не мог назвать неблагодарной скотиной! Я понял, что у вас старая машина, так вот, я вас прошу, придите в салон и выберите себе любую, какая только вам понравится! Она ваша! Примите от меня этот подарок! – И протянул ему свою визитку.
– Я подумаю, – неопределенно ответил тот, убирая визитку в бумажник.
– Ну, неплохо бы все-таки выпить за успех нашего дела, – предложил Боня.
Но выпить им и в этот раз не удалось, потому что от двери раздался мужской голос с характерным акцентом, который ни с каким другим перепутать невозможно:
– Ну, и что у вас в этот раз горит?
Это сказал пожилой, солидный, довольно грузный и почти лысый мужчина с горбинкой на носу и большими карими грустными глазами.
– Проходите, Аркадий Моисеевич! Присаживайтесь! – пригласил его Боня и объяснил Самойлову: – Это наш адвокат, господин Шварц! И лучше его в городе нет! А может, и во всей России.
– Ай, господин Боня! Не надо мне льстить! Я и так знаю, чего стою и сколько стою, – сказал тот, проходя и садясь к столу.
– Угощайтесь чем бог послал, – предложил ему Спичка. – Мужики! Помогите!
Перед адвокатом мигом поставили чистую тарелку, положили приборы, и Спичка приглашающим жестом показал на почти нетронутый стол, потому что собравшиеся в зале люди ни к чему так и не притронулись – не до того было.
– Все к вашим услугам!
– Ай, Дора меня за все это убьет! – вздохнул Шварц. – Но, если немного, то почему бы и нет? – И, отправив в рот кусок копченой рыбы, спросил: – Так что же все-таки случилось?
– Аркадий Моисеевич! Мы сейчас покажем вам запись допроса человека, которого вам предстоит защищать. Вы все посмотрите, послушаете, а потом скажете нам, что ему может грозить и что нам нужно сделать, чтобы ему ничего не грозило, – сказал Боня.
– Я весь внимание, – отозвался Шварц, накладывая себе салат.
Перед ним поставили ноутбук, и он, больше слушая, чем смотря, продолжал есть, иногда знаком показывая, чтобы ему пододвинули какое-нибудь блюдо, что мигом и делалось. Когда запись закончилась, вытер губы салфеткой, выпил какие-то таблетки и произнес:
– Пара пустяков! По большому счету, мне и делать-то здесь нечего. Но, с другой стороны, где бы я еще так поел – Дора же мне ничего не разрешает!
– Аркадий Моисеевич! Дело очень серьезное! – начал было Боня, но Шварц перебил его, всплеснув руками:
– А что? У вас когда-нибудь были другие? Так расскажите! Я хочу послушать про ваши детские шалости в песочнице! – И неожиданно попросил: – Коньячку налейте!
Перед ним, словно из ниоткуда, появился бокал с коньяком, но адвокат, хоть и взял его в руки, но пить не стал, а несколько раз понюхал и, с сожалением поставив обратно на стол, снова заговорил:
– А теперь серьезно! Конечно, мне надо бы посмотреть на доказательства, которые собрала противная сторона, но, если судить по этому, – кивнул он в сторону ноутбука, – то до суда дело даже не дойдет. Нет! Если они хотят выглядеть посмешищем, то я не могу им этого запретить, но надеюсь, что там найдутся вменяемые люди, способные трезво мыслить. Если это все, я, пожалуй, пойду домой. Нет, я, конечно, помню о двойном тарифе, но, вы будете смеяться, я иногда хочу спать. Так что распорядитесь, чтобы меня вернули жене.