– А вот это теперь уже совсем неважно, – равнодушно заметил Лев Иванович.
Орлов, зло посмотрев на Крячко, показал ему свой внушительных размеров кулак, и тот, поняв, что брякнул лишнего, смущенно потупился.
– Так что же дальше? – как ни в чем не бывало спросил Петр.
– Да, я туда действительно поехал и подстригся, но пораньше, до Ворониной. Потом я, якобы ошибившись дверью, заглянул в женский зал, где жутко заинтересовался висевшими на стене фотопортретами разных красавиц с невообразимыми прическами, извинившись, подошел поближе, чтобы их рассмотреть, и незаметно установил видеокамеру. А потом, еще раз извинившись, ушел и, вернувшись в машину, стал наблюдать, что там будет происходить.
– А почему именно там, а, например, не в какой-нибудь другой комнате, где маски какие-нибудь делают? – удивился Стас.
– А потому, что в салон она приезжает к десяти, а в три часа дня у нее бассейн. Ну и кто перед тем, как в воду лезть, будет себе укладку делать? Особенно, если вечером все равно в парикмахерскую ехать? Тем более что в эту пятницу еще и дождь лил? Только тот, кому обязательно нужно там быть несмотря ни на что!
Сил у Гурова оставалось все меньше и меньше. Узнав, что все благополучно закончилось, он расслабился, и наступила реакция на дичайшее нервное перенапряжение, в котором он жил все последние дни, но он должен был рассказать друзьям все до конца, чтобы не осталось никаких неясных моментов.
– Значит, там они и встречались? – спросил Стас, с тревогой глядя на друга.
– Смотрите сами, – предложил Лев Иванович.
Он включил компьютер, и Орлов с Крячко увидели, как к креслу мастера, держа сумочку в левой руке, приближается Воронина. Вот она поставила ее на тумбочку, села, опять-таки левой рукой поправила юбку, и тогда Гуров увеличил ее руку до максимума. Тут Петру со Стасом стало ясно, что между средним и указательным пальцем ее правой руки что-то зажато. Но вот ее накрыли почти что с ног до головы, чтобы не запачкать одежду, и мастер приступил к работе.
– То есть она держала что-то маленькое между пальцами и, когда ее накрыли пеленкой… – начал Крячко, и Петр фыркнул. – Ну, не знаю я, как это правильно называется! Не баба же я! – возмутился Стас и продолжил: – Она опустила это, предположим, в щель между сиденьем и боковинкой кресла, и никто этого видеть не мог. А потом Артамошина-Скворцова приходит и забирает. Я правильно понял?
– Не потом, а немедленно! Им нельзя было рисковать – а вдруг другая женщина что-то нечаянно обнаружит. Конечно, это могли и выкинуть, но ведь кто-то мог и заинтересоваться: а что это? Так что в это кресло Артамошина садилась сразу же после Ворониной.
Промотав изображение, Лев Иванович остановил запись и показал, как эти две женщины сменяли друг друга.
– И Артамошина, когда ее закрывали, так же незаметно все доставала, – сказал Крячко.
– Да, она подъезжала к салону и, увидев машину Старкова, понимала, что Ирина на месте. Вот ей и нужно было только дождаться своего времени, потому что этот мастер работает исключительно по предварительной записи.
– А как ты понял, где Артамошину ловить? – спросил Орлов. – Не по месту же прописки Скворцовой!
– А ты мне сам помог. Помнишь ту фотографию, которую ты склеил? – спросил Гуров.
– Да на ней же не разобрать ничего, – удивился тот. – Просто Артамошина входила в какой-то дом.
– Между прочим, это памятник архитектуры! – заметил Гуров. – А находится в нем…
– Посольство? – воскликнул Стас.
– Вот именно! Ну, и куда должна была пойти Артамошина, получив очередную информацию? А только к своему начальству, чтобы ее передать. Так что я возле салона ее ждать не стал, чтобы она меня потом, когда я за ней поеду, не засекла – она же наверняка имея на руках такую вещь, напряжена была, вот и смотрела вокруг во все глаза. А направился я прямо к посольству и уже оттуда, когда она расслабилась, со всем тщанием до дома проводил, где у охранника возле шлагбаума узнал, кто она и в какой квартире живет – уж очень мне эта женщина понравилась, с которой я в кафе познакомился, – усмехнулся Лев Иванович. – Вот и все!
– И все-таки я не понимаю, почему Васильев не дал делу законный ход, – пожал плечами Крячко.
– Кстати! – воскликнул Петр. – Мне тут Косолапов звонил и сказал, откуда та вторая женщина – ну, которая не жена – звонила.
– Откуда? – вскинулся Стас.
– Из Ленинки, – скучным голосом сказал Гуров, и Крячко замер с открытым ртом.
– Ну, Лева! – не сдержался Орлов. – Раньше я говорил, что с тобой неинтересно, потому что ты все знаешь, а вот теперь я хочу сказать, что с тобой просто страшно!
– Да не делайте вы из меня нового Нострадамуса, – поморщился Гуров. – Все ясно, как апельсин! Я тоже ломал себе голову над тем, почему Васильев скрыл от властей тот факт, что на комплексе предатель. Что его могло сдерживать? А потом услышал об Ольге Широковой, с которой они три месяца вместе проработали, и все понял.
– Васильев в нее влюбился? – спросил Крячко.
– Да нет! Не влюбился, а полюбил, причем с первого взгляда! Почувствуй разницу! Видимо, они познакомились еще тогда, когда он к академику на собеседование приезжал, и именно это определило его выбор – ты же сам со слов Анны Григорьевны сказал, что ему еще какое-то место работы предлагали. Да и она в него тоже, потому что иначе не стала бы почти через два года каждый день в больницу звонить и его самочувствием интересоваться. Да вот только боялась она, что он узнает ее тайну о дочери от иностранца и неизвестно, как к этому отнесется. А вдруг отвернется с презрением? Вот и держала она свои чувства при себе, потому и не получилось у них ничего, тем более что он тогда еще женат был и, наверное, считал непорядочным бросать жену, которая с ним столько лет прожила, только потому, что другую полюбил. А потом этот случай произошел. Вот вы только представьте себе человека, который из чувства долга живет с женой, а любит совершенно другую женщину. И вдруг он не то что слышит от кого-то, а прямо на месте преступления застает свою, как оказалось, неблаговерную с другим мужиком. Да ему, наверное, показалось, что небо на землю упало. Он ради нее от своего счастья отказывается, а она его предает!
– Что же он прямиком к Ольге не бросился? – удивился Стас. – Если она его тоже полюбила, так мужик, уж ты мне поверь, это мигом почувствует.
– Откуда мы чего знаем? – буркнул Лев Иванович, обессилевший уже так, что язык еле ворочался. – Может, и бросился, только она ведь небось опять боялась того, как он к Юле отнесется. А вдруг презрительно или пренебрежительно?
– Ладно! Они теперь в своих делах сами пусть разбираются, – решительно вмешался Орлов. – Ты, Лева, по делу давай!
– Да бога ради! – согласился Гуров. – Я так думаю, что об истинных отношениях Старкова с дочерью Васильев даже не подозревал – они же в многотиражке объявление об этом не давали. А то, что Ольга после смерти деда в Ленинку перешла, тоже можно было легко объяснить – и к дому ближе, и бабушка, оставшись одна, заботы требует. Вот Васильев и не решился скандал поднимать – а ну, как из-за этого Старкова с работы вышибут? Как потом Ольга к нему относиться будет, если из-за него ее отец пострадает? Потому-то и занялся частным расследованием. Я не знаю, подозревал он Старкова или просто для очистки совести решил поговорить с вдовой академика, но, узнав истинные отношения в этой семье – а она, я думаю, от него, как и от Стаса, ничего не скрывала, а может, и еще больше рассказала, – он занялся этим мерзавцем всерьез. Но одновременно он ведь узнал еще и о Юлии и понял, почему Ольга его на расстоянии держит. И когда вычислил, что именно Старков предатель, он и сказал, что повязан по рукам и ногам. Теперь-то он вообще не мог даже заикнуться о том, чтобы дать делу законный ход. Ну, арестуют Старкова, осудят… А Ольге-то каково потом будет всю жизнь жить с клеймом дочери изменника Родины? И пусть она не Старкова, а Широкова, но ведь все же знают, чья она дочь! Да и на Юлию это перейти может! Да после такого Ольга его лютой ненавистью возненавидит хотя бы из-за дочери! Вот он и не мог ничего сделать! Потому и пошел к Старкову с документами, чтобы наглядно показать, какими доказательствами располагает, и вынудить написать заявление об уходе. И, я думаю, добился своего, потому что иначе не стал бы документы уничтожать. Полагаю, заявление Старкова по собственному желанию у него в сейфе лежит.