Ну, ладно, решил Привалов, пока вроде правильно, ближайшее время покажет. Да и Славка, по всему было видно, ни о чем не догадывается. Видать, этот Турецкий не такой уж и умный. Ну, теперь-то уж точно, это – его личное дело…
Александр Борисович аккуратно проверил «секретку», оставленную Филей: все оставалось на месте, нетронутым. Это – хорошо, уходя позже, он поставит ее на прежнее место, почти у порога. Не оборвав ее, нельзя открыть дверь. А ту, что выходит с веранды в сад, где тоже возможно проникновение, нельзя открыть, не разбив стекла. И окна заперты. Значит, бандитам останется только один путь – правда, самый легкий, с помощью обычной отмычки. Не любили здесь, в станице, запирать двери, уходя из дома, на сложные замки, – долгое время воров не знали. Пока власть не начала кампанию по борьбе с наркоманией. Вот тут они и появились, и лезли повсюду, и перли все, что плохо лежало.
Пройдя в дом, Турецкий огляделся и еще раз проверил окна изнутри. Одно из них, то, которое приготовил для себя Филипп, открывалось легко и беззвучно. Александр Борисович открыл-закрыл его, подумал и запер в сенях входную дверь, накинув на петлю толстый крюк и лишив тем самым любого нежданного посетителя возможности вообще пройти через нее. А сам, открыв окно, легко выбрался наружу – прямо в гущу кустарника – и закрыл за собой окно.
Приведя смятый кустарник в порядок, он осторожно, озираясь, пересек двор и привычными «задами и огородами» отправился к дому покойной Дарьи Двужильной. По пути с юмором раздумывал над смыслом фамилии бывшей хозяйки. Зинка говорила, что у той все до единого станичные мужики перебывали, и, самое смешное, – все ее ругали и все были довольными! Вот она – мужская благодарность! «Нет, – размышлял Турецкий, – скорее солидарность…». Жаль, что не удалось ее увидеть – из простого любопытства, наверное, две жилы – это очень серьезно…
Дверь в дом была приоткрыта. Турецкий осторожно, не скрипнув, перешагнул порог, заглянул в комнату и увидел Настю, сидевшую на смятом одеяле, край которого свисал с кровати, обнажая полосатый матрас. Даже простыни не было. Да, комфорт, ничего не скажешь. Агентура высокого класса.
Он шагнул в комнату, и она подняла лицо – сухое, желтоватое и морщинистое. А ведь еще не старая, подумал снова, еще б и устроилась как-то в жизни, кабы не попала в силки Приваловские. Да, собственно, с этим он и пришел сюда. Неожиданно появилась мысль, что генералу будет очень неприятно, наверное, если его «кинет» не только любовница, но даже и бессловесная «агентесса». Самый ему кайф! Мальчишество, разумеется, но почему не попробовать спасти душу хотя бы этой мумии? Если душа еще где-то теплится в хилом теле.
Она смотрела удивленно. Турецкий прижал к губам палец, глазами спросил: есть ли кто? Она отрицательно качнула головой. Тогда он приложил к ушам ладони, сложенные в трубочки, и покачал из стороны в сторону. Не подслушивает ли кто-то? В ответ – отрицательный жест.
– Ну, хорошо, – заговорил он, – лишних глаз, ушей у тебя тут нет. Можем поговорить?
Она кивнула – все молча. Он вышел в сени и запер дверь, а вернувшись, взял стул и сел на него верхом, лицом к женщине.
– Есть очень серьезный разговор, Настя. Можем поговорить? Но только между нами, за любое слово тебе башку оторвут. Не эти чеченцы, так сам генерал. Правда, он мараться не станет, прикажет – и тебя «замочат» в самом лучшем виде. И «найдут» потом труп бродяжки. Ясна диспозиция?
Настя кивнула, на лице ее не отразилось ни единой мысли, будто она не слышала его. Ничего, еще услышит. И Александр Борисович сказал ей, что нашел и уже переправил в Москву чрезвычайно опасные для Привалова документы о его личной причастности к транспортировке и распространению наркотиков. И чеченцы в этой цепочке играют роль «чистильщиков», то есть убирают всех тех, кто мешает генералу в его преступной деятельности. Все убийства, которые были совершены в станице в прошлом году, – дело их рук. Генерал – их «крыша», и поэтому они ничего не боятся, хотя уже давно объявлены в федеральный розыск. Но эта лафа не сегодня-завтра закончится. Материалы, изобличающие этих уголовников, уже в Москве, со дня на день сюда прибудет большая комиссия из Министерства внутренних дел, чтобы провести тщательную проверку того, что происходит в местных органах милиции. И ей будет чем поживиться. Генерал сейчас храбрится, но уже начинает паниковать. И первое, что он сделает, это отдаст приказ немедленно убрать Турецкого.
– То бишь меня. Это понятно?
Настя машинально кивнула, глядя на него выпученными глазами, слово страдала базедовой болезнью.
– Не веришь? – Александр Борисович ухмыльнулся. – А я пятнадцать минут назад разговаривал с ним, вот! – он достал мобильник, нажал клавишу и показал женщине высветившийся номер телефона Привалова. – Узнаешь? Хочешь знать, чего он звонил? Спросил, как движется мое расследование? Я и ответил, что нашел очень серьезные документы, которые просто вынужден срочно показать в Москве, а потом привезу и к нему, мне, мол, не жалко. Он хотел узнать, что это за документы, а я ответил, что они связаны напрямую с тем расследованием, которое проводил покойный Грибанов, убитый в прошлом году. И все его материалы тогда же «пропали», понимаешь? А тут у меня – все, до единой, копии! Запаникуешь… Хочешь знать, что дальше будет?
Настя опять кивнула. Что-то она сегодня была неразговорчивой. Но и не пьяной, хотя запашок стоял.
– Будет вот что. Он отдаст приказ чеченцам – Ахмету и другим – убрать меня и найти документы, о которых шла речь, пока я не отослал их в Москву. Но они не знают, что все еще утром улетело в Москву, по Интернету передано. Так что копии, что у меня хранятся, никакого интереса и опасности здесь уже не представляют. А в Москве их никто не перехватит, я с моими коллегами разговаривал за пять минут до звонка Привалова, документы уже изучаются. Так что теперь даже и мое убийство повесят на генерала. Видишь, какая неудобная для него ситуация? Но мстить он будет, пока у него есть возможность. И одной из жертв, после меня, разумеется, будешь ты… Ты абсолютно не нужна ему, Галина Федоровна, наоборот, даже очень опасна… Как незаконно завербованный его тайный агент. Не имел он права вынимать тебя из зоны. А что потом делают с такими?
Женщина вскинулась, глаза ее расширились от ужаса, рот приоткрылся… Тот еще вид!
– Успокойся, оставайся себе Настей, раз он выдал тебе нормальный документ. В другом теперь состоит вопрос. Он тебя назад и в колонию возвращать-то не станет, зачем ему такой «незаконный» свидетель, верно? Тем же чеченцам и отдаст. А им – все равно, кого резать. Труп – туда, труп – сюда, какая разница? Впрочем, если хочешь, можешь раскаяться и вернуться в свою колонию строгого режима, здесь недалеко. Отсидишь свое, а там видно будет. Но у меня есть для тебя другой план. Хочешь?
Молчаливый, напряженный кивок…
– У меня есть немного денег, и, думаю, на билет до ближайшего иностранного государства тебе хватит. Бери и по-быстрому отваливай отсюда куда-нибудь, на Украину, что ли, иначе убьют. Это ж не люди, а звери… Правда, дам денег. Но ты уж больше людей не воруй, – он усмехнулся. – Или пожалей, не мучай, оставляй их в живых. Эх ты, разбойница!