Он и представить себе не мог, что когда-нибудь способен услышать подобное, да от кого?! Кровь хлынула в лицо, в глазах словно взорвался туман, и рука, сжатая в кулак… Рука вскинулась и с размаху ударила во что-то мягкое и податливое… Ужас!..
Он очнулся и обомлел. Людмила с разбитой головой лежала, скорчившись, на ковре. Халат у нее распахнулся, и под ним, оказывается, никакого белья не было. Странно закинутая к спине голова представляла собой страшное зрелище: затылок и лицо были в крови, ковер тоже пропитывался кровью и темнел на глазах. Или это у него в глазах темнело?..
Привалов с долгим воем отчаянья упал на колени и попытался подползти к ней, но ноги не слушались, и он понимал уже, что произошло самое ужасное из всего, что могло произойти. Он поднял взгляд и увидел прямо перед собой окровавленный угол мраморной плиты на буфете.
Он все-таки пересилил себя и попытался нащупать на шее жилку, пальцы ничего не ощутили. Но замарались кровью, и он машинально вытер их о китель.
Наконец до него окончательно и холодно дошел кошмар содеянного. А мысль заработала уже без его вмешательства. «Так, – словно подводила она итог, – статья сто седьмая УКа, пункт первый – в состоянии аффекта… Только кто поверит?.. Нет, сто девятая – тоже пункт первый – причинение по неосторожности…»
Чушь! Бред! Этого же быть не может! Ему хотелось истошно заорать, разбить к чертовой матери эту проклятую плиту! И он вскинул кулаки, но услышал сигнал мобильника.
Медленно поднявшись на ноги, он полез во внешний карман кителя, марая его, и достал трубку. Включил, слово сомнамбула, и поднес к уху. И услышал голос, который сначала злобно сказал что-то, очевидно, по-чеченски, а потом, словно опомнился и заговорил по-русски, с сильным кавказским акцентом:
– Слушай, генерал, все сделали, что сказал. Все горит, он – там, мы сваливаем. Помни! Не смей соврать!
– Эй! – крикнул Привалов, но в ответ – сигнал отбоя. Торопливо набрал известный номер, но услышал ответ оператора о том, что абонент отключен либо находится вне зоны… «Какой зоны? – вспыхнуло в голове. – Ах, зоны связи, наверное… А эта где? Она-то что же?!» Торопливый набор принес в ответ тот же голос, сообщивший о недоступности…
Привалов вскочил и кинулся к двери. Распахнул и увидел в открытых дверях, напротив, пожилую женщину, глядевшую на генерала с ужасом. Он не видел, что умудрился перепачкаться кровью.
– Срочно! – закричал он ей в лицо. – Звони в «скорую»! В милицию! Несчастный случай! Быстро, чего ты ждешь?! Скорее же, у меня еще и убийство! Ты понимаешь это?! – он выкрикнул фразу по слогам и кинулся, забыв про дверь, про лифт, по лестнице вниз. Забыв и о своей злосчастной фуражке, которая, как он подумал, и стала главной причиной ссоры и трагедии. Но он сам тут ни при чем, это только несчастный случай, страшное совпадение…
Пришел он в себя в машине. Уже после того, как приказал шоферу немедленно мчаться в Управление, а оттуда – в станицу Ивановскую. Сообщили о новом убийстве. И, кажется, на этот раз совсем необычном. Вроде бы московского «важняка» убили. Ну, того самого, которого не так давно встречали в аэропорту. Непонятно, чего он там с местными не поделил?.. Вот же, сплошные заботы, будь они неладны!
Водитель осторожно заметил, что Алексею Кирилловичу лучше бы переодеться, сменить китель, а то он – в пятнах. Шофер был человеком тактичным и осторожным. И вот тут для генерала картина происшедшего вдруг представилась с такой яркостью и резкостью, что ему даже страшно стало, словно глаза слепило.
– Да-да, – торопливо сказал он, – давай в Управление, сменю китель. Надо же, какая беда! – Привалов не знал, кому говорил, себе или водителю. Вспомнил и достал мобильник, набрал дежурного по городу.
– Кто?
– Майор Веретенников…
– Да, понял, слушай! Срочно бригаду по адресу… – он несколько секунд вспоминал адрес Людмилы и продиктовал. – Там несчастный случай, боюсь, не самое ли худшее. И «скорую»! Бегом! Я – немного в курсе, приеду, дам свидетельские показания, пусть не волнуются. У тебя есть что-нибудь из Ивановской?
– Так точно!
– Докладывай! Почему я до сих пор не знаю?!
– Так… только что, товарищ генерал!.. Вот сообщение. Участковый передал. Там пожар и, по его предположениям, в огне погиб человек. Неизвестный, но есть подозрение, что это приезжий, а не из местных. Наверное, сам и виноват в происшедшем. Видели, что в доме что-то горело. Свечка, что ли. Там уже свои разбираются. Группа из Замотаевки. Потушить, передал, нет никакой возможности, строение старое, сухое, близко подойти нельзя… Да, и еще машина сгорела.
«Ну, вот так… – облегченно подумал Привалов. – А машину спишем по такому случаю…».
– Мне все ясно. Я сейчас сам туда выеду, лично разберусь. Ах ты, господи, да что ж это за день такой сегодня?! – застонал Алексей Кириллович. – За что мне такое наказание?!
Отчаянью генерала, видел шофер, не было предела…
У них все было готово. Агеев позвонил Турецкому:
– Саня, я думаю, операция начнется около полуночи. Луна сейчас на исходе, будет темно, самое воровское время. Ты пока отдыхай. И категорически никуда не выходи, что бы ни случилось. Твоя помощь мне только помешает, понял?
– Понял, – неохотно подтвердил Александр Борисович, которому вовсе не улыбалось, что Филя будет совершать подвиги, а он отсиживаться за спинами женщины с дочкой. Но, с другой стороны, Филя был профессионалом.
– Я прошу, чтоб ты действительно понял, ясно?
– Да ясно, ясно… Тут не я, тут женщины твои волнуются… И когда успел обзавестись? По-моему, у вас со Славкой один почерк – работать с провинциалками.
– Ты там не очень, – остановил его Филипп, – не очень, это – люди, а не куклы, тем более женщины, у них структура гораздо тоньше твоей, слоновьей, сечешь?
– Еще как секу!
– Ну, то-то, жди сигнала…
И время пошло.
Филипп подумал, что не стоят все они того, чтобы он мучался тут, и решил подремать немного. До полуночи, то есть до срока, который он сам себе – и им, разумеется, – назначил, было еще не близко.
Наконец, тренированное ухо разведчика «сообщило» своему хозяину о некотором шевелении. Сонливость мгновенно пропала. Шаги – крадущиеся, чуть шуршащие на дорожке, предусмотрительно посыпанной песком. Ну, кому еще в голову придет красться к чужому дому в половине двенадцатого ночи? «А мы проверим», – решил Филя и занял боевую позицию.
Был он во всем черном, и даже лицо и кисти рук измазал печной сажей, чтобы ничто не выдавало в нем человека. Да и какой он человек теперь? Чертик из-под печки…
У двери на короткое время воцарилась тишина. И до тех, кто там стоял, донесся негромкий храп спящего человека. Очень натуральный. Недаром же Филипп долго мучил Турецкого, заставляя его храпеть раз за разом и добиваясь максимального правдоподобия. Ему очень понравилось изображать Станиславского, с которым его сравнил на свою голову информированный Александр Борисович, и он все повторял упрямо: «Не верю!» И Саня начинал храпеть по-новому.