– Понял. – Гуров сел, заулыбался. – А если не стервочка?
– Тогда она говорит, что любит его и будет ждать, пока он не достроит гидростанцию, не перекопает всю руду, не переловит всех проходимцев. Какая у вас погода, майор?
Лева никак не мог привыкнуть к поворотам на сто восемьдесят градусов.
– Погода? – Он привстал, хотел посмотреть в окно, но там была застекленная ночь. – Лето, – не очень уверенно сказал он.
– Не лгите, майор, – голос Риты изменился, стал серьезным. – Слушай, Лева, ты в порядке? Хочешь, я завтра прилечу?
– Хочу, – ответил Гуров. – Но ты не прилетай.
– Буду мешать?
– Конечно. Я же люблю тебя.
– Майор! – Рита засмеялась. – Ты в полном порядке! А то ты своей реакцией на вопрос о погоде напугал меня. Я на расстоянии забываю, что ты элементарно глуп.
– Глуп, туп, – радостно согласился Лева. – Я здесь не задержусь. Пробуду дня три-четыре.
– Ты пробудешь сколько потребуется, – перебила Рита. – Я не в восторге, но Альфреду звонить не собираюсь. Когда идем к Вечному огню, майор?
– Болтушка. Целую тебя. Завтра позвоню.
– Майор! – быстро сказала Рита. – Я должна первой положить трубку. Жди. Целую. Все.
Гуров подождал частых гудков, положил трубку и подумал, что о счастье на долгие годы загадывать трудно, но скучать с Ритой он не будет никогда.
Рита упомянула о Вечном огне. Они решили, что в день свадьбы не поедут к памятникам войны. Процессии молодоженов, машины с ленточками, шарами и куклами, испуганные невесты в белом, нескладные женихи в черном, хмельные свидетели, которые едут к памятникам погибшим, не то что удивляли – возмущали Гурова. В это место можно прийти вдвоем, обязательно пешком, неторопливо и молча постоять в сторонке, глядя на участников Великой Истории, родственников и друзей погибших. Сюда грешно бежать от машины на ломающихся каблуках, спешно приводя в порядок глупо улыбающееся лицо.
Гуров прошелся по просторному номеру, сдернул с одной из постелей скользнувшее шелком покрывало. «А когда я действительно отправлюсь домой? Когда задержат последнего преступника?»
Лева никогда не мог определить своего отношения к сотрудникам угро, своим коллегам двадцатых годов. Были ли они так светлы и наивны, полагая, что борьба их – дело временное, профессия отмирающая? Или люди придумали сказку? Если и придумали, то это добрая сказка. Сказание о счастливых людях. Человек должен видеть свет в конце тоннеля. Необязательно туда добраться, важно видеть. Сознание, что зло конечно, делает человека счастливым. Ему, Гурову, не увидеть последнего преступника. Не неси в себе возможность преступать, человек не выбрался бы из каменного века, не то что в космос. Все гении – преступники. Хорошо, что клиенты не слышат старшего инспектора, его рассуждений, не то какой-нибудь дебил-уголовник смотрел бы на фомку, как на бином Ньютона, а на разбитую голову ближнего – словно на Джоконду. Уголовники не знают ни о биноме, ни о Джоконде, они должны знать о старшем инспекторе.
Вот так, бутылкой, элементарно, размозжили человеку голову. Случаются немотивированные преступления, но они, как правило, происходят на улице или в общественных местах – удар камнем, палкой, бутылкой.
Гуров вспомнил, как лежал Лозянко, выставив заострившийся подбородок к потолку. Это преступление не спонтанное, не удар в состоянии аффекта. Тогда Астахов скорее всего отпадает. «А почему, собственно?» – остановил себя Гуров.
Начнем сначала. Каждое преступление – глупое, грязное, но имеет свою схему или цвет, запах – Лева не мог подобрать подходящего определения. Не так. Каждое преступление, если его долго и тщательно изучать, начинает выдавать информацию о своем создателе. Всем известен фоторобот, когда лицо разыскиваемого человека рисуют по показаниям свидетелей. Когда нет свидетелей-людей, на месте преступления остаются следы поступков человека, которые свидетельствуют о его характере. Орудие убийства, сила удара, уничтожение пальцевых отпечатков на выключателях и ручках дверей свидетельствуют о том, что преступление совершил мужчина сильный и очень выдержанный. Он пробыл в квартире после убийства минимум две-три минуты. Это очень много.
Гуров, словно ученик, запутавшийся у доски с решением задачи, взял тряпку и стер свои записи начисто.
Выложить отдельно и пока не трогать. Первое. Почему вытерты все дверные ручки и все электровыключатели? Второе. Почему замок в двери был поставлен на предохранитель? Эксперт установил, что замок был поставлен на предохранитель недавно. Почему не протерты стаканы на столе? Казалось бы, ответ прост, преступник находился в квартире ограниченное время и ни один из стаканов в руки не брал. И помнил об этом. И при этом он не помнит, за какие ручки он хватался, включал или не включал свет? Почему он вытер все?
Круг замкнулся, Гуров вернулся к исходной позиции. Оставить эти вопросы в стороне.
Значит, мужчина. Сильный, собранный, спокойный. Мотив – корысть? месть? любовь? Леве очень хотелось отбросить корысть. Вроде бы ясно, что преступление совершено не из-за денег. Не было здесь денег и быть не могло. Но если убийство совершено на личной почве, то сильный, собранный и спокойный преступник обязательно бы толкнул следствие в сторону от истины. Выдернул бы ящик стола, скинул бы несколько книг, мол, искали здесь, граждане начальники, точно искали. Вы, граждане, ищите, что было взято, и с каждым шагом уходите все дальше от истины.
Никакой инсценировки не было, снова замкнулся порочный круг.
Гуров убрал со стола грязную посуду, прошелся по номеру. «Надо ложиться спать. Я допускаю какую-то ошибку в постановке вопросов, и поэтому они не имеют логических ответов».
Сейчас единственная ниточка – это Астахов. Чемпион мира и Вселенной, но его версию необходимо отработать. У Астахова проглядывает мотив и имеется «Волга». Проверить все это не составит труда. «Завтра с утра и начнем», – решил Гуров, укладываясь спать.
На следующий день после убийства Игоря Лозянко большинство легкоатлетов, тренеров и околоспортивной публики знали о случившемся. Игорь никогда не был сильным спортсменом, и тренер из него тоже не получился. Но обаятельного и общительного парня спортивная общественность Города знала и относилась к нему, с одной стороны, несерьезно, а с другой – с любовью.
Почти у каждого человека есть страсть к расследованию. Работа милиции и прокуратуры привлекает к себе пристальное внимание и критикуется столь же безапелляционно и авторитетно, как и работа футбольных тренеров. Известно, любой болельщик знает все ошибки, допущенные тренерами его любимой команды. Также известно, что следственные работники способны заблудиться в трех соснах, подолгу разыскивая преступника не там, где следует, не так, как следует, о чем им может рассказать любой человек, их делом интересующийся.
Уже на первых тренировках, в десять утра, о трагических событиях минувшего вечера рассказывалось со всеми подробностями, причем последних становилось с каждым часом все больше, и каким-то непонятным, мистическим образом детали и факты нацеливались на Павла Астахова.