Петренко не исчез, сделал лишь два шага и прислонился к растущему у края тротуара тополю.
Гуров так и не вспомнил, кто из оперативников ждет ребенка, а у кого уже двойня, остановил свой выбор на Терентьеве, который был все-таки поменьше Прохорова. Майор завел лейтенанта в магазин, обнял и тихо заговорил:
– Он сейчас подойдет к стойке, там никого нет, он обязательно подойдет. Ты приближаешься и смотришь только на буфетчицу. Понимаешь, только на нее. Если будет желание, опусти глаза вниз, только не на него, в крайнем случае смотри на его ноги. Ты спрашиваешь пиво и «Беломор», покупаешь или нет и уходишь. Все. Не вздумай шутить, Витя. Ты меня понял?
– Чего не понять? – Виктор встретился с Гуровым взглядом, часто заморгал. – Я не боюсь, легкий мандраж. У меня перед началом обязательно. Двигаться начну, и все пройдет. – Говорил он быстро, успокаивая начальство.
– Можно. Тебя подстраховывает лучший стрелок страны.
– Добро. – Терентьев вышел на тротуар.
Гуров шагнул следом, посмотрел на машину, увидел в окне вертящуюся голову Лени, выражение глаз рассмотреть было нельзя, но перекошенный рот – можно.
А Петренко все стоял у тополя, левой ладонью щупал его шершавое живое тело. Хотелось есть, у сестры ничего не оказалось, голод и погнал его на улицу, а то бы спал и спал. Ему не нравился молодой плотный мужик, который за одним из столиков в одиночестве пил лимонад, мусолил папиросу и бессмысленно глазел по сторонам. Петренко ждал, вновь осмотрел переулок. Женщины с сумками, пацаны, гоняющие мяч, виделись размазанными, как в пелене. Четко проглянулся высокий мужчина, который подошел к такси. Далеко, неопасно. Еще парень, широченный. Петренко напрягся. Этот ближе… Замасленная роба, руки лопатами… Работяга… В мою сторону не смотрит, зашел в магазин, вытащил какие-то ящики.
Боковым зрением Петренко «держал» мужика за столиком.
– Эй! Я тут! – крикнул мужик и заспешил через мостовую к вышедшей из магазина тетке с узлами.
Петренко отлепился от дерева, подошел к буфету:
– Мясное есть?
– Биточки с макаронами, – ответила женщина, жалостливо взглянув на замотанную руку.
– Две порции в одну тарелку. Хлеба. Вино есть?
– Нету.
– Я заплачу. – Петренко улыбнулся.
– Ни Боже мой! – Буфетчица перекрестилась. – У меня двое, вы что, гражданин?
Петренко, казалось, толкнули сзади, пахнуло жаром. Он быстро повернулся, выставил замотанную руку.
С другой стороны улицы к кафе шел работяга – Терентьев. Петренко вцепился в него взглядом. Работяга оказался молодым парнем. Помахивая пустым ящиком, шел вразвалочку, глядел себе под ноги, что-то насвистывал.
Виктора слегка знобило, чувство знакомое. Он неожиданно услышал гул зала, механический голос: «На ковер вызываются…» Стало легче, он опустил плечи, расслабился. «Чего там майор говорил? Смотреть на буфетчицу? Дудки! Подниму глаза, неизвестно, чего увижу. То ли буфетчицу, то ли в его зенки упрусь. Если что, сразу прыгаю ему в ноги».
И всего-то около двадцати шагов, а много чего успеваешь подумать, когда идешь навстречу поднятому пистолету.
Гуров понял, что Леня вырубился, переложил пистолет из внутреннего кармана во внешний, навалился на машину, решил стрелять с упора. «Но мой выстрел второй, а стрелок я аховый», – подумал он.
Петренко еще раз взглянул на приближающегося Терентьева, положил на мокрую стойку три рубля, сказал:
– Я сейчас, – и отошел к бакам с мусором, якобы по нужде.
Терентьев видел удаляющиеся ноги, ругнулся, шально подумал, что догнать Петренко можно в три прыжка и подсечка, ничего похожего не сделал, спросил:
– Пиво есть?
Буфетчица оскорбленно отвернулась, глянула снова, увидела какие-то шалые глаза клиента, усмехнулась:
– Горит душа? А вчера небось хорошо было?
– Вчера, сестренка, было небо в алмазах, – произнес Виктор слышанную недавно от майора фразу.
– Небо в алмазах. – Буфетчица вздохнула, вынула из холодильника припасенную для себя бутылку минеральной.
– Яхонтовая ты моя, – тянул время Терентьев, копаясь в карманах в поисках мелочи. Волнение исчезло, он чувствовал свою силу и ловкость и мечтал: только бы он успокоился и вернулся, я его сверну, как бумажного. Не то что выстрелить, икнуть не успеет.
– С получки отдашь, бриллиантовый. – Буфетчица открыла бутылку, сунула Терентьеву в руку. – У Петровны калымишь?
– У нее. – Терентьев жадно пил прямо из бутылки.
«Чего тянешь? Уходи! – пытался телепатировать Гуров. – Что же ты так светишься, на кого я тебя, дурачка, поменяю?»
– Вялый он, медленный! – возбужденно заговорил Терентьев, входя следом за Гуровым в пахнущий сыростью овощной магазин. – Если с четырех сторон одновременно подойти!
– Выдохни, – остановил его Гуров. – Перейди на другую сторону улицы и ближе, чем за квартал, не появляйся.
– Майор, это он! Сердце не обманешь! И как смотался?
– А если человек действительно писать захотел? – усмехнулся Гуров.
– Значит, он не убийца и мы ничем не рискуем. – Терентьев все еще рвался действовать.
– А если я ошибся? И он именно меня за глупость пришьет первого? – поинтересовался Гуров и, кончая никчемный диалог, сказал: – Выполняйте.
Петренко взял тарелку и сдачу, сел за столик и неловко, левой рукой, жадно ел, роняя с ложки, так как смотрел все время по сторонам.
– Ну, как, Леня, выспался? – как можно миролюбивее спросил Гуров, усаживаясь в машину и снимая телефонную трубку.
Когда полковник ответил, он доложил:
– Есть основания считать, что – да. Однако не факт.
– Молодец, – сказал Орлов. – Объемно, конкретно и сжато.
– Стараемся, Петр Николаевич.
– Удачи! – Полковник положил трубку.
Недавно звонил высокопоставленный чиновник, возмущался: маньяк-убийца разгуливает по столице нашей Родины, а легендарный МУР бездействует!
В ответ Петр Николаевич лишь поинтересовался, действительно ли Москва – столица. Через несколько минут позвонил Турилин и «попросил» Орлова: ни с кем – тут генерал выдержал паузу – ни в какие разговоры по поводу проводимой операции не вступать, адресовать абонента к нему, Турилину.
Когда Константин Константинович что-либо у него «просил», полковник начинал искать в столе «Казбек», хотя бросил курить уже года два.
«Не заметил! – ликовал Леня, глядя в затылок начальника. – А я уже в порядке, почти в порядке!»– и усиленно массировал кисть правой руки.
Петренко бродил по пустынным переулкам, около часа сидел на лавочке в сквере, дважды выходил на людные улицы, стоял и возвращался в переулок. Он ничего не искал, никуда не стремился, болтался явно без дела. Приблизиться к нему, не рискуя жизнью, не удавалось. Поведение его объяснялось просто: Петренко забыл ключ от квартиры, уходя за пропитанием, захлопнул дверь и теперь ждал, когда сестра вернется с работы.