Ветров распотрошил чемодан, бросил на стол папку со сценарием и вспомнил, как после худсовета, если происшедшее можно назвать данным словом, к нему подошла главный редактор студии, женщина крайне сдержанная и строгая, и сказала:
– Спасибо вам за вашу выдержку.
Он хотел пошутить, что у него всю жизнь выдержка и терпение заменяют талант, не смог сделать даже этого, лишь пробормотал нечто и, презирая себя за малодушие, беспринципность, элементарную трусость, пошел в гостиницу.
– Что же ты, Павел? – В дверях стояла румяная на одну щеку Ирина. – Кофе давно готов, долго я буду ждать?
* * *
Олег Перов зашел в кабинет к Семену Семеновичу.
Он полулежал на корявом диване.
Рядом, словно герои «Ревизора» в финальной сцене, стояли Ванин и еще двое рабочих. Семен Семенович держался за горло, слезинки выкатились из его полузакрытых глаз. Олег, быстро оценив ситуацию, вызвал «скорую», поставив диагноз – инфаркт. Семен Семенович взглянул на Олега благодарно, но покачал головой отрицательно. В последнее время у него появилась опухоль в горле, вчера он простудился и сейчас задыхался.
– Знаю, знаю, что не инфаркт, – Олег говорил таким тоном, каким разговаривают со спортсменом, поражение которого неминуемо, но судья его еще не объявил. – Надо их напугать, чтоб шевелились.
Когда пришла «скорая», Олег, отстранив санитаров, вынес Семенова на руках и, легко шагая через цех, думал, что без этих семидесяти килограммов в твидовом костюмчике контору придется закрыть.
Отправив хозяина в больницу и кое-как протянув до конца рабочего дня, Перов и Ванин вышли на улицу, посмотрели друг на друга и остановились в нерешительности. Они представляли собой странную пару. Олег, немного погрузневший за эти годы, но статный и широкоплечий, был мужчиной видным и представительным. Ванин же, плюгавый от рождения, в замызганной одежонке и стоптанных кирзовых сапогах, старающийся пригладить заскорузлой ладошкой редкие рыжие вихры, был омерзителен. Олег взглянул на него, брезгливо поморщился, хотел попрощаться и уйти, но Ванин, ухмыльнувшись, сказал:
– Не плюй в колодец, еще пить захочется, – и тут же, испугавшись, пискляво добавил: – Заедем ко мне, обмозгуем положеньице.
Ездить Ванину на работу на машине хозяин не разрешал, и они стали ловить такси.
Квартира Ванина, где Олег был лишь однажды, поразила его своим нежилым видом. Чехлы на мягкой мебели, сверкающий хрусталь в серванте, словно в витрине магазина. Хозяин мылся в ванной, Олег прошелся по квартире, заглянул в спальню, на художественно выложенных подушках сидят собачки, охраняют, чтобы никто ничего не тронул, все чистенько, подогнано, декоративно, как на плохой картине. Олег потянул дверцу платяного шкафа, она оказалась заперта. Посмеиваясь, Олег убедился, что заперты все дверцы шкафов, сервантов, везде. Тогда Олег взял нож и взломал бар, зрелище открылось великолепное: виски, джин, коньяки лучших марок, одной водки пять сортов, все в экспортном исполнении, естественно. Олег выставил несколько бутылок, открыл три пачки сигарет, принес из кухни стаканы, стащил с дивана накрахмаленный чехол, бросил его в угол и уселся в самом центре, положив ноги на соседнее кресло. Подумал: неплохо бы притащить что-нибудь из холодильника, открыть, к примеру, все банки с икрой, которые, конечно, у Бориса имеются, но хулиганить надоело. Он налил себе из ближайшей бутылки, выпил, не ощущая вкуса, и закурил.
– Ну, вот. – Ванин вошел, потирая руки, увидел и застыл. В дорогом красивом халате, туго перетянутом в талии, стройный, наверное, уже на каблуках, с напомаженной головой и слегка припудренный, он был даже изящен.
Олег на него и не посмотрел, распечатал бутылку французского коньяку, налил полстакана, прополоскал рот, проглотил с отвращением.
– Гадость, конечно, но за неимением гербовой, – Олег поманил Ванина пальцем. – Садись, выпьем за Семена, за здоровье его.
Ванин подошел, неуверенно семеня, осмотрел разгром, послюнявив палец, потер царапину на дверце бара, где Олег ковырял ножом. Хозяин поморщился, сдерживая слезы, как самолюбивый мальчишка, получивший незаслуженную пощечину.
– Ладно, брось, извини. – Олег дернул Ванина за полу халата, усадил рядом, обнял за хилые плечи. – Извини, на меня накатывает порой.
– Ключик мог бы попросить, – где-то под мышкой у Олега быстро заговорил Ванин. – И зачем все откупоривать, вид портить? Так красиво все было, – он хлюпнул носом.
– Вид? Натюрморт, что ли? – вновь разозлился Олег, налил в свой стакан, сунул чуть ли не в рот Ванину. – Пей!
– Не могу столько. – Ванин отпил чуть-чуть, Олег подтолкнул его, тот хлебнул, судорожно допил и взглянул ошалело.
– Молодец. – Олег погладил его, как котенка, и Ванин прижался к его мощному телу. Они сидели молча, несколько потерянные, прикидывая, что же с ними будет, если Семенов не выкарабкается.
Снова на завод, на эти проклятые занятия с сопляками, рассуждал Перов. Сначала считать каждую копейку, ездить на троллейбусе. А Иришка? Она уже привыкла, незаметно для себя, тратить почти пятьсот рублей в месяц. А я? Олегу стало себя жалко.
– Слушай, – Ванин запыхтел и начал выбираться из-под руки Олега, наконец выкарабкался, отодвинулся в угол дивана и, обнажая редкие зубы, с присвистом заговорил: – А ведь ты без Семена пропадешь?! – Он быстренько встал, придерживая полу халата, как женщина, начал расхаживать по комнате, говоря радостно: – Пропадешь, чемпион. Свободные денежки-то, они как водка, как отрава, как морфий. Кто привык, тому больше, каждый день больше надо, обратного пути нету, – Ванин захихикал. – Грабить пойдешь? У меня-то кое-что припасено, ты же еще молодой, зеленый. Пропадешь, – убежденно закончил он.
Олег небрежно взял бутылку, прикинул ее вес, хотел запустить в хозяина, Ванин понял и мгновенно грохнулся на колени.
– Стой! Не буду! – он молитвенно, по-мусульмански сложил ладони. – Порушишь все…
Зазвонил телефон, Ванин на четвереньках бросился к тумбочке, снял трубку.
– Товарищ Ванин? – спросил женский голос, и получив подтверждение, продолжал: – Вашего начальника, Семена Семеновича, повезли на операцию. Надеемся, все пройдет благополучно. – Девушка вздохнула и перешла на доверительный тон: – Какой же человек он у вас замечательный. Говорить не может, в поту весь от напряжения, а все о работе шепчет, о работе. Приказывает вам, товарищ Ванин, – она вновь заговорила официально, – на время его болезни держать план ровно сто два процента. Несколько раз повторил. Сказал, что вы поймете.
– Я понял, – откашлявшись, ответил Ванин. – Передайте, сто два процента гарантируем. Вы, главное, вылечите его, мы для вас ничего не пожалеем…
– Товарищ Ванин! – Девушка помолчала. – Я вас понимаю, чего сгоряча да от расстройства не скажешь. Замечательный у вас начальник, – и повесила трубку.
Из дежурной части принесли только что принятую из Рязани телефонограмму: