Руководитель группы боевиков Корпорации, можно его для простоты называть атаманом банды, Эффенди был невысок, но фигурой крепок, смуглолиц и белозуб, а родился в далеких южных краях, в Сибирь же его занесла служба.
Эффенди держал под уздцы смирно стоявшего коня и, улыбаясь, смотрел на Риту Гурову, которая напряженно сидела в седле. Эффенди старался быть как можно мягче и обаятельнее, получалось у него неплохо, но тяжелая челюсть, а главное, быстрый, жесткий взгляд наводили на мысль, что воскресную церковную школу он не посещал и духовную семинарию не оканчивал.
Ольга стояла рядом, подбоченившись, насмешливо смотрела на сестру.
– Трусиха!
– Высоко, – оправдывалась Рита.
– Валет смирный, – Эффенди огладил шелковистую холку жеребца. – А вы сядьте свободно, – и повел коня по пушистому снегу.
Ольга отбросила капюшон, разметала русые волосы, подхватила хворостину и издала воинственный клич:
– Сейчас я рассчитаюсь с тобой за все! И что старшая, и что красивая!
На просторной веранде теремка двое бородатых мужчин, распахнув полушубки, прихлебывая из глиняных кружек, курили, поглядывали на девушек. Один из охранников был кавказец, второй – явный русак.
– Постарел Эффенди, слабый стал, из рук ест, – сказал русак, вытирая платком лицо.
– Эх, я бы эту маленькую… – ответил кавказец и прикрыл глаза. – Некоторые рот затыкают, а я люблю, чтобы кричала… Кричала! – Он встал, потянулся сильным телом.
– Эффенди вечером в город отъезжает. Тебе младшую, мне старшую, – русак протянул приятелю руку. – Живем один раз.
– А потом?
– Да ничего, – русский пожал могучими плечами. – Вольному – воля, спасенному – рай. Я в сторожа не нанимался, – он хотел продолжить, но услышал, как в доме зазвонил телефон, и быстро прошел внутрь, тут же вернулся, крикнул:
– Эффенди! Вас!
Эффенди помог Рите слезть с коня и зашагал к дому. Рите было тридцать четыре, Ольге четырнадцать, сестры они были сводные, но похожи исключительно. Рита взрослой женщиной не выглядела, смотрелась зрелой девушкой, а Ольга уже расцвела, и между ними в последний год возникло неосознанное соперничество.
Ольга оглядела запыхавшуюся сестру, насмешливо сказала:
– Учись, неумеха, – подтянулась, легла животом поперек седла и начала карабкаться, пытаясь сесть.
Охраннику-кавказцу, который наблюдал за ней, такое зрелище оказалось уже не под силу, он буквально зарычал и прикусил ладонь.
– Потерпи, все тебе будет, – успокоил русский.
Эффенди, переговорив по телефону, вышел на веранду.
– Собирайтесь, летим в Москву. Дамы улетают завтра, первым рейсом, мы – следующим.
– Помыться на дорогу, – сказал кавказец. – Дай я девчонку сполосну…
– Хорошо, – согласился Эффенди и вернулся в дом, жестом приглашая следовать за собой. Охранник подмигнул приятелю, вошел в комнату, со света в полумраке мало что различая. Эффенди прикрыв пистолет овчинным полушубком, дважды выстрелил, перешагнул через труп, вышел на веранду и равнодушно сказал:
– Будешь закапывать труп, подумай о жизни. Я не так стар и глуп, как вы… – он сделал паузу и улыбнулся, – это думаете.
* * *
Накануне стараниями Гурова завершилась блестящая операция. Подпольный миллионер, один из банкиров синдиката некто Лебедев был взят с полумиллионом наличных в руках. Чуть позже Гуров взял штатного убийцу того же синдиката Ивана Сыча, и тоже с поличным, с «горячим» пистолетом.
Еще вчера подполковник Гуров был абсолютным победителем, но порой между днем вчерашним и сегодняшним разверзается пропасть. И сейчас Гуров балансировал на ее краю.
Расставшись с Денисом Сергачевым, Гуров приехал в управление. Он сделал все, что мог, теперь надо выжить до завтрашнего утра. Не хотелось оставаться одному, и подполковник пришел в отдел. Через несколько минут к нему в кабинет постучали, появился оперативник с ненужной бумагой, якобы на подпись, за ним просочился второй, вскоре в кабинете было не продохнуть. Вчерашние победы никто у Гурова отнимать не собирался, но все равно это были победы отдела.
Только шум-гам улегся, только договорились, что будут вести себя достойно, как воспитанные дети, дверь распахнулась и на пороге остановился начальник отдела полковник Орлов. Откуда, спрашивается, взялся, когда опера точно установили, что «деда» вызвали в министерство? МУР – не строевое подразделение, но при появлении полковника сидевшие встали, и все подтянулись.
Орлов оглядел собравшихся, отметил недовольные лица и без присущего ему юмора сухо сказал:
– Милостию Божьей моя должность не выборная, марш по местам, – вошел в кабинет и посторонился.
Не суетливо, но быстро оперативники вышли, последний аккуратно закрыл дверь.
Гуров и Орлов были друзьями и лишь при посторонних разговаривали на «вы».
– Не так давно, Петр Николаевич, – пожимая полковнику руку, сказал Гуров, – ты обвинял меня, что я на людей плюю, а ты им – отец родной.
Гуров взглянул на часы, словно ждал возвращения девочек с минуты на минуту. Орлов провел ладонью по его груди, спросил:
– Где твое оружие?
Гуров кивнул на сейф.
– Открой! – приказал полковник.
Гуров отпер сейф, достал пистолет Макарова в кобуре. Орлов взял оружие, осмотрел, провел пальцем по стволу, проверяя свежесть смазки, понюхал, убрал в кобуру. Гуров, наблюдая за другом-начальником с нескрываемым интересом, спросил:
– Кого-нибудь убили?
– Чистодел. Конечно, ты не будешь стрелять из своего оружия, – в тоне полковника звучали и горечь, и удовлетворение.
– Я не стрелял лет сто, – ответил Гуров. – Клянусь твоим здоровьем.
Услышав, что клянутся именно его здоровьем, полковник на секунду смешался, тут же сосредоточился, взглянул сердито.
– Я тебя из рук кормил. Из щенка волкодава вырастил, – он засопел, откашлялся, разозлился на себя, что говорит красиво, однако продолжал: – Ты сыщик? А я сюда треть века на чашку чая заглядываю? Сядь!
Гуров опустился на потертый диван, Орлов занял место за столом.
– Сегодня в десять на Алтуфьевском тебя видели за рулем белой «шестерки». В том районе стреляли.
– Обознались, Петр Николаевич, – Гуров вновь посмотрел на часы. – Неужто стреляли? В такую-то рань? Бандиты, им утро-вечер – все едино. Работайте, а я в отпуске.
– Где твои девочки?
– Отдыхают, завтра встречаю.
– Точно?
Гуров запнулся лишь на секунду, но полковнику было достаточно.
– Рассказывай.
Гуров понял, что его раскусили, но, упрямо наклонив голову, ответил: