– Я не понимаю тебя.
– Если ты мне не веришь, то кому веришь?
– Петр Николаевич, я тебе верю больше, чем себе, значительно больше, – медленно выговаривая слова, произнес Гуров. – И не скажу ничего.
Орлов молчал долго, думал, и Гурову казалось, что он видит, как в голове полковника медленно, сбиваясь, ворочаются колесики и винтики, словно в открытых часах. Наконец все встало на свои места, и часовой механизм заработал ритмично, как ему и положено.
– В то же время, на том же шоссе видели машину Потапова, я сейчас от него. Из кабинета генерала вышел врач, а у генерала физиономия, будто он еще вчера умер.
– Надорвался на тренажерах, – попытался отшутиться Гуров.
– Что ты с ним сделал?
– Я решаю личные проблемы, тебя они не касаются.
– С каких пор твои проблемы меня не касаются?
Гуров понял, что заигрался, и решил разговор прекратить.
– Ладно, хватит. Ты меня знаешь, больше я ничего не скажу.
– Не хочешь меня вмешивать в это дело, делать меня соучастником? Понял, – Орлов хлопнул ладонью по столу. – Ты докатился до преступления. Что прикажешь делать? Отстранять от работы? Подать рапорт генералу Турилину?
– Интересное кино! – впервые за все утро Гуров рассмеялся. – Каждый стоящий сыщик нашей конторы знает, что генерал Потапов был связан с коррупцией. Константин Константинович, полковник Орлов, подполковник Гуров, наверняка, есть еще люди, которые не сомневаются, что данный индивид не порвал свои преступные связи. Перестройка! Ты, Петр Николаевич, со своей фигой в кармане в отношении меня помалкивай. А если тебе за державу обидно, займись генералом Потаповым.
– А чего им заниматься? – Орлов вздохнул. – Он тут последние дни.
– Это мы уже проходили, последние его дни наступили еще два года назад.
– Ладно, – полковник махнул рукой на друга. – Тема закрыта. Ты человек взрослый, живи, как считаешь нужным, однако не забывай, что я твой друг и пока не умер.
– Я помню.
– Твоего финансиста Лебедева пришлось освободить, – Орлов взглянул на Гурова и продолжал: – Все было бы очень смешно, если бы не было так грустно. Утром к нему приходят в камеру, а он сидит и спокойненько пасьянс раскладывает. Откуда карты? Вы тут служите, отвечает, должны знать, что и откуда. А пока не мешайте, я для короля червей место подходящее найти не могу. И сообщите своему начальству, если меня немедленно не освободят, я нарисую такую «телегу» на имя съезда, что они всю оставшуюся жизнь проведут в бане, отмываясь.
Орлов помолчал, сопел, словно обиженный ребенок.
– Ну, мне передали, я угрозы в своей жизни, слава Богу, и раньше слышал, приказал героя доставить и коротко сказал, мол, ответьте мне, откуда у вас пятьсот тысяч рублей и пять тысяч долларов, – я извинюсь и подам машину к подъезду.
– А он? – не выдержал Гуров.
– Он вкрадчиво ответил, кто, где, когда и с какой целью вручил ему деньги и валюту. Мы пригласили кредитора, который приехать отказался ввиду крайней занятости. Следователь прокуратуры нанес ему визит, затем позвонил и объяснил мне, что я занимаюсь произволом, деньги и валюта чистые, советские люди – люди свободные и могут друг другу одалживать любые суммы. Все. Так что медаль «За сообразительность», которую тебе хотели вручить, ты не получишь.
– А Иван Сыч не рассказывал, кто ему подарил пистолет, из которого в последнее время совершили шесть убийств? – поинтересовался Гуров. – И он рукояткой этого пистолета пытался проломить голову капитана Крячко. Кстати, как его здоровье?
– Станислав чувствует себя прилично. Ты вовремя поинтересовался, – Орлов взглянул на часы. – Я был уверен, что ты в восемь будешь уже в госпитале. Но ты о приятеле забыл и находился в ином месте.
– Значит, Иван Сыч сидит крепко, а у Лебедева оказалось прикрытие, – рассуждал Гуров, не обращая внимания на колкости полковника. – Оказалось… А ведь никакого прикрытия у Лебедева не было. Мы не попали на домашнюю заготовку. Иначе Лебедев еще вечером заявил бы, откуда у него деньги и валюта, и не ночевал бы в изоляторе.
– Ясное дело, – Орлов с флегматичным видом грыз спичку. – Наша контора течет, как дырявое ведро. Информация ушла и вернулась в виде прикрытия. Еще и карты передали, мол, покажите этим мусорам, что даже в их внутреннем изоляторе мы творим что хотим.
Губы Орлова истончились, чуть дрожали, но голосом он владел и закончил монолог спокойно.
– Еще не вечер, полковник, – сказал Гуров.
– Ты уже это говорил.
– Я не оригинален, но упрям, – Гуров встал, хотел взять свой пистолет, который продолжал лежать на письменном столе, но Орлов остановил:
– Ты оставил пистолет у меня в сейфе, когда уходил в отпуск, – Орлов взял пистолет Гурова и вышел из кабинета.
Полковник закрыл за собой дверь, и Гуров вновь взглянул на часы. Стрелки заклинило, или они прилипли к циферблату, в общем, они не двигались. «Необходимо чем-то себя занять, иначе я не доживу до завтрашнего утра, – подумал Гуров. – Еще этот чертов отпуск. Съездить к Станиславу в госпиталь? Не годится, силушки на такое не хватит. Потапов вызвал в кабинет врача, генералу все дозволено, – Гуров потер ладонью грудь. – А кто меня откачивать будет? А если Потапов не решает? В Корпорации наверняка знают, что он у нас не в чести и висит на ниточке. И кто-то главный, нам не известный, пошлет генерала далеко-далеко. А потом этот главный направит своего человека ко мне. Мои девочки сами по себе Корпорации совершенно ни к чему. Им нужен я, подполковник Гуров. На кой черт, спрашивается, нужен подполковник, когда у них генерал имеется?»
* * *
Профессиональный наемный убийца Иван Сыч сидел в одиночной камере и пил чай. Убийца знал, что пистолет, с которым его взял этот чертов сыщик, тонет в крови, и всю эту кровь, до последней капельки, выльют на голову Ивану Сычу. Надо признать одно убийство, только одно, и начинать с сыщиками торговаться.
Иван, читая газеты, всегда удивлялся, как журналисты кидаются на сыщиков и следователей за торг с преступниками, за угрозы расстрелом. Анекдот да и только. Сыщики приговор не выносят, каждый щенок знает. Следователю и сыщику вообще наплевать, сколько лет кому отрежут или вышку вынесут.
«Я теперь для этой голубоглазой сволочи пар, ничто. С другой стороны, подполковник может этот пар в форточку выпустить, а может информацию получить и по ней к большим чинам поехать. И ему, как человеку живому, желательно второе. Я беру лишь один эпизод, каюсь. Он меня на большее не мотает. За это я ему помогу. Кого сдать? Так, чтобы и авторитетов на воле не обидеть, и сыщику сунуть кусок, от которого он отказаться не в силах?»
Рассуждения Ивана прервали шаги за дверью, лязгнули замки, дверь приоткрылась и тут же захлопнулась. Он сначала ничего не понял, затем увидел на полу бумажный шарик. Иван вскочил, поднял, расправил. Текст был печатный, четкий, Иван прочитал раз, второй, все запомнил, в голове стучали последние слова: «В дороге мы тебя освободим».