– Да, да, конечно! – засуетился Кушаков. – Присаживайтесь. Вот, закуривайте! – схватил он лежавшую на телевизоре уже ополовиненную пачку сигарет.
– Бросил… – лаконично уведомил Гуров, опускаясь на расшатанный стул. – Эдуард, расскажи-ка мне про тот вечер, когда еще в январе в ресторане «Токката» у тебя была стычка с одним там гражданином. Желательно в деталях и подробностях.
На лице Кушакова отразились одновременно удивление и растерянность. Немного помявшись, он откашлялся и конфузливо сообщил о том, что тем вечером был пьян и мало что помнит, однако попытается хоть что-то рассказать. Время от времени потирая то нос, то подбородок, Эдуард начал свое повествование с того, как рухнула его спортивная карьера. По его словам, за полгода до конфликта в ресторане его засудили на первенстве города. Выигрывая по очкам, он был ошеломлен, услышав в финале фамилию соперника, которого назвали победителем. Когда рефери вскинул вверх руку другого, у него от возмущения даже потемнело в глазах. Да и в зале шум поднялся немыслимый. Вне себя от ярости он бросился к столу судейской коллегии и наговорил много чрезмерно резких слов, в том числе и в адрес самого Губульханова.
– А он-то тут с какого бока припека? – Лев недоуменно посмотрел на Кушакова. – Это же, я так помню, хозяин не самого большого фитнес-центра?
– Лев Иванович, да он в реальности – теневой хозяин всего нашего профессионального бокса! – тот сокрушенно покачал головой. – По-настоящему, в его руках все спортивные клубы, все городские тотализаторы. Думаете, почему меня засудили? Да потому, что на меня был сделан максимум ставок! Он на этой встрече такой куш сорвал – о-го-го! А я, бля, дурак, пожалел этого пацанчика, которого выставили против меня. Хотел отправить в нокаут, да подумал – ну его на хрен! А вдруг – копыта откинет? Ну, в «Катере»… то есть Екатеринбурге, такой-то случай уже был!.. Ну а Хамид этим воспользовался. Урод! Когда я уходил, следом за мной послал своих «нукеров», чтобы мне сопли размазали за ругачку. Ну, уж этих педиков я сделал по полной. Ну а меня после этого вообще отовсюду выкинули…
Как далее рассказал Эдуард, его жизнь почти сразу же покатилась под уклон. Работы приличной найти не удалось, с горя запил, жена, забрав сыновей, ушла к матери. Ну а в тот вечер с одним из старых приятелей Кушаков отправился в вояж по ресторанам. Когда прибыли в «Токкату», оба были уже основательно пьяны. Что было там – помнит плохо. С кем-то повздорил, чем-то он не понравился, захотелось «вставить ума», но в итоге битым оказался сам.
– …Да будь я трезвым, я бы того мужика в пять секунд охрендячил бы! – горячился Эдуард, нервно закуривая следующую сигарету.
– Если бы ты был трезвый, ты бы вряд ли затеял скандал, – усмехнулся Гуров. – Но хоть немного лица тех, кого видел за тем столиком, ты запомнил?
– Мужика, с которым сцепился, помню более-менее. Вот второго – не очень. Ну, он как? Мордастый такой, лысина посреди головы… Да вот вроде и все, что я о нем запомнил. Имен при мне не называли…
– А женщину, которую хотел пригласить на танец, запомнил? – Лев раздосадованно побарабанил пальцами по столу.
– Женщину… – Кушаков напряженно задумался. – Ну, если бы было ее фото, то, может быть, и узнал бы.
– Добро! – улыбнувшись, Гуров достал из кармана около десятка фотографий, половина из которых были снимками молодых женщин.
Положив их перед Эдуардом, он молча указал рукой – смотри! Тот, разложив фотографии по отдельности, некоторое время напряженно вглядывался в лица людей, то сжимая пятерней подбородок и щеки, то ероша короткие волосы, напряженно сопя и временами вздыхая. Наконец он не очень уверенно коснулся снимка красивой шатенки, вызывающе взирающей со снимка большими, выразительными глазами.
– По-моему, эта… – с долей сомнения произнес он.
– Секунду! – Лев собрал снимки, перетасовал их как карты и снова положил перед Кушаковым. – Взгляни еще раз. Только теперь не столько вглядывайся в снимки, сколько представь себя тем вечером, в том ресторане. Вспомни голоса людей, которые там сидели, что исполнял оркестр, цвет стен, форму светильников… Ну-ка, соберись!..
Закивав головой, Эдуард некоторое время смотрел как бы в никуда, после чего снова разложил снимки. Скользнув по ним отсутствующим взглядом, он неожиданно расплылся в улыбке и уверенно ткнул пальцем в тот же снимок.
– Она! – уверенно объявил Кушаков. – Я ее почему сразу не узнал – здесь на ней другое платье. А так – это она. Сто процентов!
Поблагодарив Эдуарда, Лев убрал снимки и, собираясь уходить, поинтересовался:
– Ты хотел бы вернуться в бокс?
– Понятное дело! – глаза Кушакова на мгновение загорелись, но тут же снова потускнели. – Но… Пока есть Губульханов, мне там не быть. А вам его не убрать. Он всех уже купил – и полицию, и юстицию, и прокуратуру, и всю городскую власть общим чохом.
– Ну, насчет остальных ручаться не буду, но меня-то он уж точно не купил и не купит никогда, – Гуров коротко рассмеялся. – Так же, как и начальника нашей «конторы» – генерал-лейтенанта Орлова. Да и многих других, кого я знаю. И если бы нашелся человек, который бы, пусть даже негласно, дал мне хороший компромат на этого вашего «всемогущего» Губульханова, он бы гарантированно отправился на нары – это я обещаю твердо.
– Есть один такой, Толя Девяткин… – с сомнением в голосе произнес Эдуард. – Правда, он, было время, мотал срок за незаконное предпринимательство, но чувак правильный. Кстати, он и сел-то не без помощи Хамида. И вот он может много чего интересного рассказать про этого гуся лапчатого. Я с ним встречусь и поговорю. Если что – он вам позвонит.
Попрощавшись с Кушаковым, Лев спустился к машине и, достав телефон, набрал номер Станислава. Сообщив о том, что Эдуард уверенно опознал в одной из спутниц Вертянина Ирину Суконцеву, он поинтересовался:
– Ты Петру уже написал служебную по поводу необходимости прослушки телефонов Суконцевой?
– Да, как только это дело обговорили, сразу же и написал.
– Узнай у него, что он там решил. Если дал «добро», то дуй на «Полюс-Вектор» и, что называется, бери эту красотку в оборот. Скажи, что ее опознал один из официантов, и потребуй назвать тех, кто еще был в их компании. Даже если ничего не скажет – не беда. Гарантия, что она запаникует и кинется кому-то звонить.
– А если не дал? – хохотнул Крячко.
– Ну, ты же сам говорил, что нам не привыкать к партизанщине? Вот и шевели извилиной… – урезонил Гуров и добавил: – Только, понятное дело, сработать надо чище чистого. Спугнем – потом трудновато будет переиграть повторно. Я сейчас домой. Перекушу да поеду к Марии. Что-то у меня не очень приятные ощущения. Ты, кстати, тоже не расслабляйся. Помни – мы сейчас на острие!
…Первое тысячелетие до нашей эры. Приалтайские степи. Эпоха царствования повелителя восточных скифов Анахарсиса.
В сумерки Скилур пробрался на стойбище гелонов. На том же самом месте он встретился с девушкой, которую звали Элтной, и она рассказала ему, что несколько дней назад княжеская дружина Лика ходила набегом на соседние племена и захватила там больше десятка пленников. И если почти все из числа захваченных содержались в общей яме для пленных и рабов, то одного спрятали невдалеке от стойбища, в глубоком, потайном могильном срубе, устроенном в одном из погребальных курганов. Охраняют пленника восемь стражников из числа самых сильных воинов. А добивается от него князь Лик того, чтобы пленник сам, добровольно снял с себя свой пояс и отдал ему, поскольку только это даст Лику право объявить себя преемником посоха властителя скифов.