— И что нам теперь делать, Лео? Еще день прошел, и все, что у нас есть, — еще один труп.
— Это не совсем верно, комиссар, — вмешался Коста. — Мы теперь знаем, что Браманте пытался разыскать старые карты подземных тоннелей и раскопов.
— И это якобы сужает круг поисков, — съехидничал Мессина.
— И еще мы знаем, что Бру… — Перони сумел исправиться, — что червяк, которого мы обнаружили, вовсе не из этого района. Значит, Браманте держал последнюю жертву не там.
— Я уже сказал: это якобы сужает круг поисков.
— Но ведь и впрямь сужает! — протестующее воскликнул Коста. — Червяк, извлеченный Терезой изо рта Тони Ла Марки, отсутствует в какой бы то ни было базе данных. Это означает, что теперь нам известно, где Браманте точно не прятал его, перед тем как отвезти тело в Дом костей.
— Лучше расскажите мне, что вообще вам теперь известно!
— Конечно, — ответил Фальконе, перехватывая инициативу и бросая на Косту взгляд, который говорил: теперь я сам этим займусь. — Под землей имеется порядка ста пятидесяти официально зарегистрированных раскопов, по которым в Ла Сапьенца нет данных насчет обитающих там плоских червей. Археологический факультет университета насчитывает еще сорок три раскопа, официально не зарегистрированных, но Браманте посещал их в ходе своих раскопок. Это значит, что он мог использовать любой из них, но мог воспользоваться и каким угодно другим.
— Да потребуются годы, чтобы их обследовать!
Фальконе рассмеялся.
— Да нет. Парадней максимум. Можем начать прямо сейчас; правда, в темноте… наш убийца смоется, как только что-то услышит. Где бы разыскиваемый ни сидел, он знает это место, а мы — нет. И если пошлем людей внутрь, нужно будет поставить охрану у всех выходов. А кроме этого, у нас есть и другие дела.
Бруно тяжко вздохнул:
— Почти двести точек…
— Это общее количество, — перебил Коста. — И оно все время сокращается. Мы можем сразу исключить некоторые, где нет рядом проточных вод, так что маловероятно, что там имеется колония плоских червей. Помимо этого следует иметь в виду, что археолог находится где-то в разумной близости от Авентино. Этот район он знает лучше всего. Убийца перевез тело Тони Ла Марки в Дом костей, пользуясь угнанной машиной. Мы ее сегодня после обеда нашли возле Большого цирка. В багажнике обнаружена кровь Ла Марки. Тут Браманте пошел на большой риск. А умный человек всегда старается свести риск к минимуму. Нет, он где-то недалеко. Завтра, начиная с семи утра, организуем поиски, расходясь кругами от Дома костей.
Мессина едва не взорвался.
— Да это же чушь! И сколько тоннелей вы сможете обследовать за один день?! Десять? Пятнадцать? Можно послать туда людей прямо сейчас.
— Я уже говорил вам, — покачал головой Фальконе, — что в темноте это будет контрпродуктивно. Кроме того, в списке Браманте уже никого не осталось, один только я. А мне и самому хочется побыстрее со всем этим разделаться. Но если взглянуть надело реалистически, спешить нам совершенно ни к чему. Если не поймаю его до истечения отпущенного мне времени, передам все Баветти. Пусть ему и вся слава достанется, мне это безразлично. И еще одно. — Тут Лео сделал паузу, чтобы подчеркнуть мысль, которая представлялась ему важной. — Нам не следует совершать обычную в таких случаях ошибку, когда мы сперва действуем, а потом уже начинаем думать. Такое слишком часто бывало в случаях с Джорджио Браманте. Складывается даже впечатление, что он ждет от нас именно этого.
— Если это камень в огород моего отца…
— Да нет же, вовсе нет!
Инспектор выглядел неудовлетворенным и недовольным, прежде всего самим собой. Когда Ник сравнил его с Перони, ему было трудно поверить, что эти двое — почти ровесники. Джанни за последние полтора года кое-чем разжился. Обрел новую жизнь, у них с Терезой расцвела поздняя, на закате жизни любовь, и это встряхнуло здоровяка, оживило грубые деревенские черты, вновь сделало походку упругой, пружинистой. А Фальконе был серьезно ранен при исполнении служебных обязанностей, получил сильный шок и стресс, от которых еще полностью не оправился, как физически, так и морально.
У Косты в голове мелькнула мысль: а что, если он так никогда и не вернется в прежнюю форму? Сможет ли тогда инспектор, склонный к беспристрастной и безжалостной самооценке, взглянуть прямо в лицо этому факту?
— Ваш отец тут ни при чем, — повторил мысль руководитель группы. — Да и я тоже. И все остальные. Все дело в Джорджио Браманте и его сынишке. И более всего — именно в сынишке. Сейчас положение точно такое, как четырнадцать лет назад. Если мы сумеем выяснить, что тогда с ним произошло, все будет кончено. Если бы это оказался Алессио — там, внизу, в этой проклятой дыре у реки, — Браманте нынче же вечером пришел в квестуру и сдался. Я в этом абсолютно уверен.
— И дело было бы закрыто. — Мессина кивнул, соглашаясь с услышанным. — Наверное, вы правы.
— Будьте любезны, не употребляйте при мне это избитое клише, — бросил Фальконе; Мессина тут же покраснел. — Я, конечно, не отец, но, несомненно, понимаю одно: когда теряешь ребенка, ни о каком закрытии дела речи идти не может. Это миф, удобное изобретение, фантазия средств массовой информации, которое мы с готовностью принимаем, чтобы спокойно спать по ночам. Потом вы все равно потребуете, чтобы я «двигался вперед»…
— Вполне могу и потребовать, — резко бросил комиссар. — Между прочим, Баветти уже наступает вам на пятки, Лео.
— Вот и отлично. Мне нравится конкуренция. Если найдем ребенка, выясним, что с ним произошло, Джорджио Браманте сдастся полиции, поскольку утратит мотив, который им движет. Его ярость, по-видимому, направлена теперь исключительно против меня, хотя я так и не понял почему. Если выясним судьбу его сына, у него больше не будет занозы в заднице, ярость испарится, а вместо нее появится то, что должно было возникнуть в его душе прежде всего, но по какой-то причине так и не возникло: естественная реакция отца. Горе. Скорбь. Печаль. Своего рода мрачное и горькое приятие случившегося. Мы такому не раз были свидетелями.
Мессина фыркнул:
— А я и не знал, что вы так здорово разбираетесь в психологии.
— Я этого тоже до последнего времени не знал, — ответил Фальконе. — И очень жаль, что не додумался раньше. Но теперь знаю. Итак, — он откинулся на спинку стула, вытянул вперед длинные ноги и прикрыл глаза, — утром вы сказали, что у меня есть еще сорок восемь часов.
— Нынче утром вы приставили мне пистолет к виску! — заявил Мессина, явно обиженный.
— Сожалею, комиссар. Совершенно искренне сожалею. У нас с вами с самого начала взаимоотношения не заладились, не так ли? Полагаю, в данных обстоятельствах это было неизбежно. Вы вините меня в том, что произошло четырнадцать лет назад. Джорджио Браманте тоже меня в этом винит, коли на то пошло.
— Ладно, хватит с меня сюрпризов, — с нажимом произнес Мессина, свирепея от этой мысли. — Все, больше из квестуры ни шагу! Хватит гоняться за призраками!