Краем глаза я наблюдала за действиями Эльвиры.
Она встала, бросила взгляд в нашу сторону и лениво направилась к сцене.
Там она остановилась и, облокотившись на рампу, задумчиво уставилась на Федора.
От зеленой подсветки ее лицо выглядело как у голодной вампиреллы.
— Кажется, ваши кавалеры рискуют остаться без дам, — заметил Мальчевский. — Ваша подружка увлеклась нашим Теодором. Не советую ей усердствовать. У Феди есть невеста. И она в непосредственной близости от него…
Я посмотрела на Мальчевского.
Он улыбался, и на один миг мне показалось, что своей все понимающей улыбкой он хочет показать, что ему известно о нас куда больше, чем мне бы этого хотелось.
Мне стало немного не по себе.
— Вы имеете в виду Валерию? — удивленно приподняла я брови. — Но ведь…
— Знаю, о чем вы дальше скажете. Ну и что? Может быть, они друг друга стоят?
— Может быть, — согласилась я.
Федор смотрел теперь на Эльвиру во все глаза.
— Кстати, — заметила я, — моя подружка его тем не менее, похоже, заинтересовала.
— Конечно, — кивнул Мальчевский. — Федор не может пройти мимо рыженькой девушки. Кажется, с этим связана трогательная и романтическая история из его молодости.
— Расскажите, — попросила я. — Ужасно люблю романтические истории!
— А если я подумаю, что вас тоже интересует наш красавчик? — грустно усмехнулся он. — Честно говоря, я бы посоветовал вам держаться от него подальше. Он мне кажется не лучшим обществом для юных фемин!
— А вы? Подходящее ли вы общество?
— Я начинаю ревновать, — сказал он. — По крайней мере, я могу поручиться, что не буду вас соблазнять. А историю Федора я не знаю. Кажется, в свое время его девушка покончила с собой.
— Боже! — передернулась я. — Какой ужас!
— Знаете, что самое интересное? Он настолько ее любил, что очень долго не мог простить ей самоубийства… Так говорит Валера.
Федор теперь тихо беседовал о чем-то с Эльвирой. Он наклонился к ней очень близко. На какое-то мгновение он оторвался от разговора, чтобы сообщить нам бесценные сведения о том, что до конца вечера остается сорок пять минут, и снова вернулся к Эльвире.
Ларчик с Пенсом делали вид, что ничего их не занимает, кроме стриптиза, а может быть, так оно и было?
По крайней мере, никакой скорби по поводу утраты подруг на их лицах не было, равно как и интереса к нам я тоже не заметила.
Даже обидно!
И та и другая, можно сказать, рискуют жизнью, так как весьма еще трудно определить, «кто из ху» является искомым маньяком, а их явно интересует только Валерия!
— Хотите удрать отсюда? — неожиданно предложил мне Мальчевский.
Я испуганно обернулась. И увидела, что Эльвира возвращается к нашему столику. На лице Федора не отражалось никаких эмоций.
Значит…
Я посмотрела на Мальчевского.
Неужели это все-таки он?
— Мне надо предупредить друзей, — сказала я.
— Тогда это будет уже неинтересно, — сказал Мальчевский, наклонясь ко мне. — Понимаешь, крошка? Тогда мы с тобой не сможем насладиться обществом друг друга сполна… А мы ведь оба этого хотим, верно?
* * *
— А теперь для любящих сильные ощущения, — зловеще прошептал Федор. — Слабонервных просим удалиться из зала. То, что начнется сейчас, может выдержать не каждый…
Он сделал паузу. Зал затаил дыхание.
— То, что вы увидите сейчас, нельзя назвать «пип-шоу». Это страшно. Это пахнет кровью. Но это… (новая пауза.) Это настоящее. Наш танец называется «Чудовище».
Он эффектно взмахнул рукой, и тут же сцена окрасилась любимым сочетанием цветов покойного Донатовского.
По первым аккордам я сразу узнала Ника Кейва и едва заметно поморщилась. Если уж здешние шоумены претендуют на оригинальность, то какого черта они вдруг допускают такой банальный ход?
Но потом я не могла оторвать глаз от сцены.
Валерия вышла, совершенно одетая, — знаете, как она была одета?
На ней была клетчатая юбка и замшевая куртка с беленькой меховой оторочкой. Ее волосы… Да нет, не волосы! Огненно-рыжий парик, заплетенный в две толстые косы… Крик чуть было не сорвался с моих губ. Она очень спокойно присела на скамеечку. Где-то в самой глубине появилась тень мужчины. Он стоял и курил сигарету. Обычный мужской силуэт, но что-то мне стало от этого спектакля не по себе!
— Вы очень хотите увидеть его лицо, Саша? — услышала я голос Мальчевского, доносящийся издалека. — А знаете, вот все они, — он картинным жестом обвел зал, — все они, представьте, тоже этого хотят! Сейчас по их членам бежит сладкая дрожь. А некоторые, извините, что не щажу ваши ушки, испытывают куда больше эмоций, чем когда наша Валерия обнажается. Насилие, деточка моя, возбуждает! Вам очень противно? Я — режиссер не хуже Донатовского, а?
Я кивнула.
— Я так и знал, что вот вам будет противно. У вас слишком приятная мордашка. Поэтому я хотел вас отсюда увести, пока эта мерзость не началась. Может быть, получилось грубо, но вы меня извините, ради бога! По-хорошему, я бы просто надрал уши вашему брату за то, что он вообще сюда вас привел.
— Кто придумал этот ужасный номер? — спросила я.
Он удивленно посмотрел на меня, а потом тихо рассмеялся.
— А вас это очень интересует?
— Да, — кивнула я. — Вы даже не можете представить себе, как…
Фигура на сцене, все еще в затемнении, начинала приближаться к Валере.
— Господи! — прошептала я, чувствуя, как по спине бежит страх, впиваясь в кожу противными коготками. — Да остановите же это…
— Что с вами? — удивился он. — Я не могу. Просто, если вам неприятно и страшно, давайте выйдем из зала!
— Но ведь он же ее убьет! — прошептала я, не отрываясь от этой фигуры в длинном пальто, с белым шарфом. Шляпа была надвинута на самые глаза.
— Это только танец, Сашенька, успокойтесь…
Он взял меня за руку.
— Танец смерти, — проговорила я. — Да остановите же это. Я очень вас прошу. Кто это все придумал?
— А как вы думаете? — спросил он, и в глубине его глаз я прочла ответ, от которого, честно говоря, мурашки забегали по моей коже с удвоенной силой.
Ведь тот, кто придумал этот танец смерти, и был тем, кого я искала!
Тот, кто это придумал, и был — убийцей…
* * *
Его руки уже лежали на Валериной шее.
Я схватила Мальчевского за руку.
— Между прочим, мне больно, — сказал он.