Минхо ткнул пальцем Томасу за спину, в сторону ветхой лачуги. Казалось, она того и гляди рассыплется в труху. Однако места в ней должно было хватить на всю компанию глэйдеров.
— Давайте-ка вернемся под крышу, — предложил Минхо. Значит, они выбежали посмотреть, как Томаса привезли на… Как Хорхе назвал ту штуковину? Берг?
Ребята направились к деревянной развалине, и Томасу пришлось раз десять успокаивать их: дескать, успеет он им поведать все — от начала и до конца, — только пусть они устроятся под навесом. Бренда шла рядом, не предлагая, впрочем, руки. Она не сказала ни слова — молчал и Томас, чувствуя одновременно неловкость и облегчение.
Вдали, в нескольких милях к югу, виднелся город: нагромождение зданий, от которых веяло грязью и безумием. Психов поблизости Томас не заметил. На севере, всего в дне пути, высились горы. Скалистые, безжизненные, они вздымались к небу, оканчиваясь острыми бурыми вершинами. При взгляде на изрезанную линию пиков Томасу представился великан с топором, несколько дней подряд вымещавший на горах свою великанскую злобу.
Наконец дошли до навеса, сухого, как гнилая кость. Его будто построили сотню лет назад, до катастрофы. (Какой-нибудь фермер, во дни благоденствия мира.) Просто чудо, что навес сохранился, но чиркни спичкой — и он сгорит в три секунды.
— Ладно, — сказал Минхо, указывая в дальний угол. — Садись там, устраивайся поудобнее и начинай лекцию.
Томас все еще не мог привыкнуть к хорошему самочувствию; осталась слабая тупая боль в плече. Действие лекарства полностью прекратилось. Что бы ни сотворили с пациентом врачи ПОРОКа, сработали они блестяще.
Присев, Томас подождал, пока напротив него рассядутся остальные — по-турецки, прямо на сухой горячей земле. Себя Томас ощутил учителем, который готовится преподать ученикам новый урок. (Возникло такое смутное воспоминание из прошлого…)
Последним присел рядом с Брендой Минхо.
— Ну что, рассказывай, как зеленые человечки катали тебя на большой и страшной тарелке.
— Точно хочешь знать? — спросил Томас. — Сколько нам осталось дней, чтобы перевалить через горы и добраться до убежища?
— Пять дней, чувак. Но ты же понимаешь, под солнцем мы не станем шататься без защиты. Рассказывай, потом соснем и вперед — ночь будем шагать, надрываться. Начинай.
— Лады, — ответил Томас. Интересно, чем глэйдеры занимались в его отсутствие? Впрочем, не важно. — Погодите с вопросами, дети мои, дайте сначала все рассказать. — Никто не засмеялся, не улыбнулся, и он, прочистив горло, торопливо начал: — Меня забрал ПОРОК. Очнулся я у врачей, они меня полностью вылечили. Я слышал разговоры, типа ранения не должно было случиться, типа пистолет — непредвиденный фактор. Пуля занесла нехилую инфекцию, и ПОРОК, видно, испугался. Рановато мне помирать.
Глэйдеры смотрели на него без выражения.
Да, им тяжело принимать такое. Пусть Томас и поведал все без утайки.
— За что купил, за то и продаю.
Томас продолжил, упоминая все до последней детали, даже разговор врачей у его койки. Дословно передал беседу о сборе реакций с территории обреченных, о Кандидатах. Поделился новой информацией о Переменных. Им это ни о чем не говорило прежде, не сказало и теперь. Глэйдеры, включая Хорхе и Бренду, были разочарованы не меньше Томаса.
— М-да, теперь все ясно, — подытожил его речь Минхо. — Знаки с твоим именем в городе из той же оперы.
Томас пожал плечами.
— Я так счастлив, что ты радуешься моему спасению.
— Эй, если хочешь командовать — на здоровье. Я и правда рад, что ты жив.
— Нет уж, спасибо. Оставайся ты главным.
Минхо не ответил.
Знаки давили. Что хотел ими сказать ПОРОК? Что лучше и правда Томасу командовать глэйдерами?
Хмурый и сосредоточенный, Ньют поднялся на ноги.
— Значит, мы все потенциальные кандидаты на что-то. И кланк, через который нас прогоняют, призван отсеять негодных. Случай с пистолетом и ржавой пулей нарушил… нормальное течение опыта. Или как ее там… Переменной? Если Томасу и суждено склеить ласты, то не от пули, не от инфекции.
Поджав губы, Томас кивнул. Он и сам бы лучше не резюмировал свой рассказ.
— Выходит, ПОРОК за нами следит, — сказал Минхо. — Как и в Лабиринте. Помните жуков-стукачей? Они повсюду носились.
Несколько глэйдеров кивнули.
— Что еще за жуки такие? — спросил Хорхе.
Ответил Томас:
— Мелкие твари наподобие ящериц. Они следили за нами в Лабиринте, при помощи камер.
Хорхе закатил глаза.
— А, ну конечно. Прости, что спрашиваю.
— Лабиринт они построили в каком-нибудь ангаре, — сказал Эрис. — Но вот пустыню и горы в ангар не впихнешь. Может, у ПОРОКа есть спутники и камеры с антеннами дальнего действия.
— Что такого особенного в Томасе? — откашлявшись, спросил Хорхе. — По городу развешаны знаки, с неба падают врачи и спасают его, когда он вдруг, весь такой больной, свалился. — Латинос глянул на Томаса. — Я не стебусь, muchacho, просто мне любопытно. Чем ты лучше остальных?
— Я не особенный, — возразил Томас, отлично понимая, что лукавит. Он только не знал, в чем именно. — Я слово в слово передаю разговоры врачей: умереть мы можем любым способом, просто пистолет в городе не был предусмотрен. Ранило бы кого другого — и его бы спасли. Дело не во мне, дело в пуле. Она чуть карты не спутала.
— И все же, — усмехнулся Хорхе, — стоит держаться поближе к тебе.
Минхо погасил разгоревшийся было спор, велев всем ложиться спать (если глэйдеры хотят без устали идти всю ночь). Томас спорить не стал. Каждая секунда сидения на горячем воздухе, на горячей земле отбирала все больше сил. Может, это и правда от жары, а может, процесс выздоровления требовал энергии. Как бы там ни было, спать хотелось.
Без подушки, без простыни Томас свернулся калачиком, не сходя с места и подложив под голову руки. Рядом, не сказав ни слова и даже не коснувшись его, улеглась Бренда. Похоже, ему никогда ее не понять.
Глубоко вздохнув и прикрыв глаза, Томас отдался дремоте, которая потащила его за собой в темные глубины. Звуки вокруг стали тише, воздух словно сгустился. Покой снизошел на него, и навалился сон.
Солнце еще висело над горизонтом, когда в голове раздался голос. И этот голос велел просыпаться.
Звала девушка.
Тереза.
После стольких дней молчания она обрушила на Томаса целый поток телепатических слов.
«Том, не вздумай заговаривать со мной, молчи. Завтра тебя ждет нечто ужасное. Будет больно и жутко. Верь мне. Что бы ни случилось, что бы ты ни увидел, ни услышал и ни подумал — верь мне. Общаться с тобой у меня не получится».
Ошеломленный, Томас пытался понять, о чем толкует Тереза, и запомнить ее речь, однако не успел и слова вставить, как она заговорила вновь.