Я на секунду опустил голову и сглотнул.
— Да, сэр, но у вас нет никакой уверенности, что это палец именно вашего сына.
Он ткнул пакетом мне в лицо:
— Видите? Видите шрам?
Я посмотрел. Шрам был бледным, но заметным. И формой напоминал звездочку.
— Видите?
— Да.
— Это след головки винта для крестовой отвертки. В детстве Уэсли упал у меня в мастерской, и этот винт впился ему в палец. До кости. — Он ударил меня по лицу пакетом. — Это палец моего сына, мистер Кензи!
Я даже не шелохнулся. Продолжал смотреть в его горевшие диким огнем глаза, приказав себе хранить полное спокойствие.
Через минуту он аккуратно завернул пакет и убрал его назад во внутренний карман пиджака. Шмыгнул носом и утер слезы. Он сидел и смотрел в лобовое стекло, на фургон Буббы.
— Я хочу умереть, — сказал он.
— Именно в этом и состоит его цель, — сказал я.
— Значит, он своего добился.
— Почему вы не обратились в полицию? — спросил я, и он яростно затряс головой. — Доктор? Что вам помешало? Вы ведь уже согласились с необходимостью признаться в том, что проделали с новорожденной Наоми. Теперь мы знаем, кто за всем этим стоит. Мы можем его прижать.
— Мой сын, — сказал он, все еще тряся головой.
— Может быть, его уже нет в живых, — сказал я.
— Он — последнее, что у меня осталось. Если я потеряю его из-за того, что позвонил в полицию, я просто умру, мистер Кензи. Мне незачем будет жить.
Я присел на корточки возле дверцы автомобиля Кристофера Доу. Мне на голову упали первые капли дождя. Теплого, как пот, и маслянистого. Свежести он не принес. Казалось, мне на голову капает жидкая грязь.
— Не мешайте мне. Я хочу его остановить. Отдайте мне сумку, и я верну вашего сына домой живым.
Он поднял руку от руля и повернул ко мне голову:
— С какой стати я доверю вам пятьсот тысяч долларов?
— Пятьсот тысяч? — переспросил я. — Это все, что он потребовал?
Он кивнул:
— Это все, что я смог собрать за такой короткий срок.
— Это вам ни о чем не говорит? — спросил я. — Такая торопливость? Готовность удовлетвориться значительно меньшей суммой по сравнению с тем, чего он хотел вначале? У него земля горит под ногами, доктор. Он уже сжег за собой все мосты. Сейчас у него одна задача — свести потери к минимуму. Если вы поедете на эту автостоянку, вы никогда больше не увидите ни своего дома, ни своего кабинета, ни даже салона этой машины. И Уэсли тогда тоже умрет.
Он запрокинул голову на спинку сиденья и уставился в потолок.
Дождь усилился. Капли слились в теплые струи и веревками хлестали меня по спине, заливаясь за воротник.
— Верьте мне, — сказал я.
— Почему? — Он все так же не отрывал взгляда от потолка.
— Потому что… — Я стряхнул с лица дождевые капли.
Он повернулся ко мне:
— Потому что что, мистер Кензи?
— Потому что вы уже заплатили за свои грехи, — ответил я.
— Простите?
Я сморгнул влагу с глаз и кивнул:
— Вы за все заплатили, доктор. Вы совершили ужасный поступок, но потом она провалилась под лед, и сначала ваш сын, а теперь и Пирс мучили вас в течение десяти лет. Не знаю, достаточно ли этой кары для Божьего правосудия, но на мой взгляд — более чем достаточно. Вы свое отсидели. Отмотали весь срок в своем персональном аду.
Он застонал. Прижался затылком к подголовнику сиденья. По лобовому стеклу струились потоки дождя.
— Эту боль нельзя избыть. Она не кончится никогда.
— Боль, может, и останется, — сказал я. — А вот Пирс — нет.
— Что — нет?
— С Пирсом будет покончено.
Он долго смотрел на меня немигающим взглядом.
Наконец он кивнул. Откинул крышку бардачка, нажал кнопку, и багажник, щелкнув замком, открылся.
— Возьмите сумку, — сказал он. — Заплатите долг. Сделайте все необходимое. Но верните моего сына домой, слышите?
— Хорошо.
Я начал подниматься, и он положил ладонь мне на руку.
Я склонился к окну.
— Я был не прав.
— Насчет чего?
— Насчет Карен, — сказал он.
— В каком смысле?
— Она не была слабой. Она была хорошим человеком.
— Да, хорошим.
— Возможно, именно поэтому она и умерла.
Я промолчал.
— Возможно, так Бог карает плохих людей, — сказал он.
— Как именно, доктор?
Он откинул голову назад и закрыл глаза:
— Он оставляет нас в живых.
Кристофер Доу поехал домой к жене, получив инструкцию собрать вещи и перебраться в отель «Времена года». Я пообещал, что свяжусь с ним, когда все будет закончено.
— Только ни в коем случае, — предупредил я его, — не отвечайте на звонки — ни на мобильный, ни на пейджер, ни на домашний телефон.
— Не уверен, что…
Я протянул руку:
— Давайте их сюда.
— Что?
— Мобильник и пейджер. Не спорьте.
— Я хирург. Мне…
— Сейчас это не имеет никакого значения. Речь идет о жизни вашего сына. Доктор, отдайте мне мобильный и пейджер.
Ему это было не по душе, но он повиновался. Потом завел мотор и уехал.
— Не нравится мне эта затея с автостоянкой, — сказал Бубба, когда мы забрались в его фургон. — Неизвестно, какую ловушку он там подстроил. Уж лучше в Плимуте.
— В Плимуте он мог окопаться еще основательнее, — сказала Энджи.
Он кивнул:
— Зато там понятно, чего ждать. Я знаю, где сам поставил бы растяжки, если бы мне пришлось залечь на дно. А вот на этой стоянке… — Он покачал головой. — Не люблю импровизаций, особенно от Пирса. Слишком рискованно.
— Значит, едем в Плимут, — сказал я.
— Опять на болото, — сказала Энджи.
— Опять на болото.
Едва мы свернули с автострады на Плимут, как зазвонил мобильный Кристофера Доу. Я поднес его к уху, и в ту же секунду фургон Буббы мигнул задними огнями, притормаживая под «кирпичом». Второй рукой я переключился на нейтральную передачу.
— Опаздываете, доктор.
— Скотти! — сказал я.
Молчание. Зажав телефон плечом, я переключился на первую передачу и, следуя за Буббой, повернул направо.