– Нурмаков. – Носатый деловито извлек серебристый «паркер».
Неужто собрался конспектировать мои вопросы, начиная с первого?
– Если ты занимаешься такой же хреновиной, как и тот, можешь сразу убираться следом, – предупредил я.
– Нет, ну что вы, – мягко ответил Нурмаков. – Ни в коем случае. Я не увлекаюсь подобным примитивом, я решаю проблемы.
– Какие именно? – Я взял быка за рога. – Социальные? Военные? Демографические? Экономические? Ты, например, можешь прямо сейчас реально снизить инфляцию хотя бы на два процента?
– Инфляцию… инфляцию… – проговорил Нурмаков, задумчиво вертя «паркер» в руке. – Так вас беспокоит инфляция? Очень интересно. Давайте с вами поговорим об инфляции. – Голос его стал убаюкивающим, а авторучка нежно завибрировала в такт его словам. – Значит, вас тревожит эта самая инфляция, ага… Вы думаете, что именно она порождает в вас апатию и утрату жизненных интересссов, вызывает депресссссию, снижает то-нуссс…
Каждый слог Нурмаков теперь уже не просто выговаривал, а как будто выпевал или высвистывал. Серебристая ручка в его ловких пальцах словно бы начала оживать и грозила превратиться в верткую змейку. У меня стало еле заметно покалывать где-то в районе затылка, я встряхнул головой и вдруг отчетливо понял, что едва не поддался самому примитивному гипнозу. Нет, каков наглец!
Притворившись, что уже почти «поплыл», я откинулся на спинку кресла и прищурился, выгадывая удобный момент, когда носатый со своими подлыми пассами и снотворными мантрами нависнет у меня над столом… Тыц! – я сделал стремительный выпад из положения снизу и засветил ему кулаком. Один раз, зато точно по носу.
Нурмаков взвизгнул, выронил «паркер» мне на стол и схватился рукою за побитое место. Я не без удовольствия заметил, что кровь из носа сейчас же заляпала ему и пиджак, и белоснежные манжеты.
– Значит, так, – сказал я и добавил к красным пятнам на его манжетах еще несколько синих клякс, опорожнив чернильный запас авторучки. Теперь тут были представлены все цвета российского флага. – Кажется, ты сейчас понял, что мне не нравятся твои методы. Чужие мозги – наша территория. Запомни. Делаю тебе первое, оно же последнее, предупреждение. Я ведь тоже занимаюсь проблемами. Правда, я их не только решаю, но и создаю другим. Отныне публичная деятельность тебе заказана. Если ты, говнюк, еще хоть раз в жизни вылезешь со своей хитрой мордой хоть на каком-нибудь телеканале, хоть на кабельном, хоть на спутниковом, и начнешь засирать мозги нашему электорату, у тебя будут проблемы. Обещаю до пяти лет с конфискацией всего твоего барахла, нажитого непосильным трудом… Ну, пшел за дверь!
Все то время, пока я разбирался с двумя моими гостями, третий – благообразный, усатый и лысый старик в сильных очках – недвижно восседал на кресле в позе созерцающего лотоса. Когда же, наконец, манжеты цвета триколора вылетели вместе с их хозяином из моего кабинета, очкастый проявил признаки жизни и обронил:
– Хорошо, что вы удалили обоих. Они все равно не знают истину.
– А ты, выходит, знаешь, – догадался я. – Ладно, выкладывай. У тебя есть тридцать секунд. Ну так что же, по-твоему, истина?
Третий гость – это, надо полагать, был Бекташев – заговорщицки подмигнул левым глазом, воздел палец ввысь и тихо-тихо сказал:
– Мы сегодняшние – совсем не мы изначальные.
– И кто мы? – Я тоже невольно перешел на конспиративный шепот.
– Мы – потомки пятиметровых гигантов из космоса, носителей Высшего Знания, – открыл великую тайну Бекташев. – Еще одна экспедиция в пустыню Наска, и я добуду неопровержимые улики.
Похоже, я ошибался насчет последнего из гостей: жуликом он не был. Это был честный старик – правда, абсолютно сумасшедший. И как только Софья Андреевна допустила его ко мне? Недоработочка.
– «Мы» – это люди вообще или только мы с тобой вдвоем? – устало спросил я.
Психу повезло. Весь суточный запас раздражения и гнева я уже выплеснул на обоих своих начальников – нынешнего и бывшего, – на двух остолопов из «Почвы» и на двух первых азиатов-неформалов. Hypмакову были отданы последние капли, сосуд опустел. Где-то у самого дна залежался лишь небольшой осадочек из меланхолии.
– Мы – это все человечество, – объяснил мне Бекташев. Господи, подумал я, до чего у деда грустная шиза! Он верит в то, что человечество за сотни тысяч лет дотрахалось с пятиметрового роста до нынешнего, и не просто измельчало в размерах, а еще по пути растеряло все свое Высшее Космическое Знание. Нужно быть очень закаленным, чтобы таскать на душе столь тяжкий камень.
– Старик, – вздохнул я, – не надо тебе ни в какую пустыню. Ступай домой, старик. Выпей водки и посмотри по телевизору сериал про няньку. Твои гиганты – это слишком печальная версия. Я не хочу быть их потомком, и не уговаривай меня. Я хочу оставаться божьим созданием. Либо, на худой конец, произойти от шимпанзе. Все же не так обидно… Ну давай, двигай, хорошо?..
Когда кабинет опустел, я включил на полную мощность кондишен, чтобы ликвидировать малейшие следы присутствия двух хитрованов и одного шизоида. Затем я сделал полдюжины дыхательных упражнений, попрыгал на одной ноге, вернулся в кресло и подвел итоги дня.
Баланс сложился не в мою пользу. Да, я вроде поймал феномен за хвост, удачно обкатал его на любимом начальстве и – тут же все кончилось: из новых черкашинских пирожных напрочь повыветрилась их чудесная сила. Наука и лженаука на пару отняли у меня массу времени и нервов, однако ни словом, ни намеком не приблизили меня к цели. Мог бы помочь Виктор Львович Серебряный, но вместо этого имел наглость снова впасть в кому – причем на самом, блин, интересном месте. Бывший шеф даже не успел сообщить, какие из файлов его досье мне просматривать в первую очередь, – а их, между прочим, осталось еще ого-го! Не меньше тысячи двухсот.
И что мне делать? Кого звать в консультанты? Цыганку с картами? Шамана с бубном? Авгура с потрошеной курицей? Хироманта? Да уж, всем бредам бред. Хотя… Мысль про шамана, обежав вокруг обеих полушарий моего мозга, показалась мне вдруг не такой уж дурной. Почему бы нет? Уровень хитрожопости у первобытных людей пониже, чем у нынешних. Все-таки как бы природные создания. Среди этих таежных растаманов, при бубнах и шкурах, грубого жулья нет. А главное, к средневековому Парацельсу они по времени ближе, чем академик Ганский с его нейтронами и синхрофазотронами.
Я посмотрел на часы. Сколько там натикало у нового губернатора Прибайкалья? Угу. Между нами то ли четыре, то ли пять часовых поясов. Если здесь вечер, там глубокая ночь, переходящая в утро. Никандров должен быть рад: считанные россияне могут похвастаться тем, что утреннюю побудку Кремль играет им не по радио, как всем смертным, а по телефону. Правда, на часок-другой раньше гимна.
Из шеренги телефонов на столе я выдвинул аппарат тигровой масти, специально для зауральских регионов, набрал номер и стал слушать гудки. Далеко-далеко, на берегу священного Байкала, за тысячи километров от моего письменного стола, сейчас был обязан тонко заверещать сигнал спецсвязи. Сразу в нескольких местах – в рабочем кабинете губернатора, на его казенной даче, в охотничьем домике, в машине, в сортире. Один гудок, второй… Где же ты, Никандров? Тебе давно пора вернуться из Москвы… Ну, наконец!