Лозано вздохнул.
— Сомневаюсь, если только мы не имеем дело с идиотом. Весьма велика вероятность, что лекарство тебя не убьет, а превратит в овощ. Я знал одну медсестру, которая так поступила — алкоголь в сочетании с лекарством для диабетиков. Теперь ей меняют пеленки три раза в день. К тому же это не имеет никакого смысла, человек впадает в коматозное состояние, потом умирает и превращается в головешку.
— Ладно.
— Я тебе помог?
Наверное, в моем голосе не слышалось особого энтузиазма.
— Да, пожалуй, — ответил я.
— Ну, так как насчет «Ойлерс»? — начал говорить Лозано, но я положил трубку на рычаг.
Мило Чавес возбудился еще сильнее, как только услышал мой голос.
— Скажи, что с Мирандой все в порядке, — потребовал он.
— Миранда в безопасности.
— Тогда скажи, почему я не должен тебя прикончить за то, что ты ее увез?
— Брось, Мило.
— Ко мне в кабинет сегодня утром заявились двое полицейских из округа Авалон, Наварр. Они спрашивали, какие отношения связывали меня и Леса с Брентом Дэниелсом и почему я нанял частного детектива, какой работой ты занимаешься и есть ли у тебя лицензия. Мне не нравится направление, которое принимает это дело.
— Убойный отдел округа Авалон не сумеет разобраться даже в каскароне [169] Мило. Они просто пытаются тебя напугать.
— Что ж, они добились своей цели.
Я рассказал ему, как провел день, — о результатах вскрытия, полученных от Фрэнка, и о складе на Перрин-Бейтел, где я побывал.
— Я знаю это место, — сказал Мило. — Нам улыбнулась удача, верно? Тот тип из ААЗК, Баррера, теперь-то он должен что-то предпринять?
— Если ты спросишь у Барреры, он ответит, что ничего не изменилось. У нас все еще нет доказательств, нет повода для обыска. То, что я видел там человека, который мне не нравится, еще ничего не значит. Если понадобится, Баррера будет ждать еще пару лет, чтобы представить дело в суде и одержать там победу.
— У меня есть время только до пятницы, — пробормотал Мило. — Ты же говоришь о годах.
— Технически Баррера прав, — сказал я. — У них нет оснований для обыска, я нашел слишком мало.
— Технически прав! — прорычал Мило. — Это просто великолепно.
— Мы что-нибудь придумаем, — обещал я.
— А Лес?
В данном случае мне было трудно быть убедительным.
— Считай, что его больше нет. Вообще.
Мило молчал, вероятно, пытался сформулировать план Б. Когда он снова заговорил, его голос звучал напряженно, и он тщательно выговаривал слова.
— Мне нужно поговорить с Мирандой. Если мы рассчитываем заключить чистую сделку с «Сенчури», когда принесем им запись, я обязан обсудить с клиентом стратегию. Она должна знать о возможном риске. Может быть…
— Я привезу ее сегодня вечером, — обещал я. — Это займет пару часов.
— В моем офисе, в девять, — предложил Мило.
— Хорошо. И учти, Баррера знает свое дело. Он работает с весьма квалифицированными людьми. Со временем они разберутся с Шекли.
На другом конце провода наступила мертвая тишина.
— Мило?
— Я в порядке, — сказал он.
— Успокойся, Мило.
— Хорошо.
— В твоем офисе, в девять.
Мило ответил, что будет нас ждать. Когда он вешал трубку, я слышал, что он продолжает что-то сердито бормотать. Однако у меня возникло ощущение, что обо мне он уже забыл.
Улица Мендосы шла вдоль восточной границы кладбища Сан-Фернандо. С левой стороны дороги металлическая ограда прогнулась во множестве мест, словно футбольная команда использовала ее для отработки приемов блокирования. Вечерний туман стелился по земле, превращая могильные плиты, деревья и воздух в размытые серые тени.
С правой стороны улицы выстроились коробчатые дома с ярко выкрашенными деревянными планками над дверями, зарешеченными окнами и старой просмоленной кровельной дранкой на крышах. Квадратики дворов, засыпанные гравием или заваленные сломанной мебелью и старыми шинами, заросли ползучими сорняками. Я нигде не видел детей, перед домами не лежало ничего ценного, и ни одного открытого окна. На улице стояло лишь несколько машин, если не считать украденных в других частях города и разобранных на запасные части. То, что от них осталось, валялось на обочинах. Таких попадалось довольно много.
Номер 344, бирюзовый домик на одну спальню, выглядел несколько лучше, чем его соседи. На подъездной дорожке стояли красно-коричневый «Кадиллак» Ральфа и светло-голубой «Камаро».
Двор был засыпан белым гравием и украшен бутылочными пробками; решетки на окнах и сетчатой двери, выкрашенные в белый цвет, имели форму плюща, однако получились столь богато украшенными и толстыми, что больше напоминали оплавленный ковер из костей.
Я нажал на кнопку звонка и провел на крыльце двадцать секунд, прежде чем смеющийся Ральф открыл мне дверь. Из-за его спины доносился смех Миранды, и я сразу уловил аромат анаши.
— Привет, vato. — В свете фонаря над крыльцом очки Ральфа мерцали желтыми огоньками.
Он отступил в сторону, чтобы впустить меня в дом.
Я вошел в гостиную, совершенно пустую, если не считать коричневого дивана, который стоял напротив окна. Внутреннее убранство домика поражало воображение — белые стены, пол из твердой древесины, на потолке несколько плохо зашпаклеванных дыр от пуль. Сувениры на память о прежнем хозяине. Именно по этой причине Ральфу удалось снять дом по дешевке.
Сквозь дверной проем я видел Миранду, которая сидела за обеденным столом напротив какой-то женщины, причем обе так смеялись, что утирали слезы. Миранда по-прежнему оставалась в тех же джинсах, сапожках и моей футболке, надетой утром. Однако была уже не такой бледной, и, судя по тому, как она держалась, явно немного пришла в себя. Компанию ей составила молодая, тщательно накрашенная латиноамериканка с длинными медными волосами, в ярко-желтом платье, открывавшем длинные ноги в черных туфлях-лодочках. Наряд дополняли серебряные сережки.
Когда женщины меня увидели, обе заулыбались.
Миранда произнесла мое имя так, словно оно навевало приятные воспоминания двадцатилетней давности.
Ее собеседница встала и подошла, чтобы обнять меня.
— Привет, vaquero. [170]
Она поцеловала меня в оба уха и отступила, чтобы получше разглядеть.
— Келли, — сказал я. — Как поживаешь?