– Мат, у нас же есть другие горящие дела.
– Отложить все.
– А Дюмайе?
– Беру ее на себя. Это расследование – наш абсолютный приоритет. Мне очень важно, чтобы вы совершили прорыв.
Я рассмеялся, поманив официанта.
– Перейдем к серьезным делам. Найдется же у них здесь бутылка!
Снаружи меня ждала бомба.
Сообщение от Манон, оставленное в 9 часов 10 минут:
«Ты где? Они пришли меня арестовать, Мат! Они посадят меня за решетку! Я не знаю, куда меня везут. Разыщи меня!»
Связь закончилась учащенным дыханием – как у затравленного зверя. Значит, Маньян действовала быстрее, чем я предполагал. И выбрала самое худшее – арест. Двадцать четыре часа в камере предварительного заключения. Кто ее будет допрашивать? Я подумал о парнях из Первого управления Судебной полиции – самых крутых из всех, кого я знал.
Я перезвонил Манон. Автоответчик. Я набрал номер Маньян. Тоже автоответчик. Черт подери! Я кое-кому позвонил и получил подтверждение, что допрос происходит в Нантере, на улице Труа-Фонтано.
Я включил сирену, прикрепил мигалку на крышу и помчался по направлению к Дефанс. Вращение синего фонаря наполняло мою машину синеватым полярным светом.
Нажимая на акселератор, я сказал себе, что прежде всего я должен думать о расследовании. Я вырвал из себя образ заплаканной Манон и вернулся к другому приоритету: медицинским картам «лишенных света».
Я позвонил Валтонену, психиатру Раймо Рихиимяки. Я попросил его – вопя не своим голосом – срочно выслать мне медицинскую карту Раймо со всеми именами врачей и других специалистов, которые к нему приближались.
У Валтонена все данные уже были в компьютере. Он мог мне их отправить немедленно по электронной почте, но – внимание! – он не нашел варианта на английском языке. Только на эстонском. Никаких проблем – меня интересовало имя, а не медицинское заключение.
Под звуки сирены я связался с Бюро медицинских освидетельствований в Лурде, чтобы узнать имена экспертов, которые подтвердили, что исцеление Агостины Джедды – чудо.
Мне объяснили, что в данный момент документы опечатаны по случаю расследования преступления. Пьер Бухольц, врач, который наблюдал Агостину, недавно убит.
Я разъединился, ничего не объяснив и не представившись. Черт, черт, черт. Я подумал о ван Дитерлинге – у него есть это дело. Но одалживаться у кардинала мне не хотелось.
Оставалась Катания. Я позвонил монсеньору Кореи. Сирену я выключил. Прежде чем меня соединили с архиепископом, мне пришлось говорить с двумя священниками. Он вспомнил меня и сразу же согласился послать мне отчет об экспертизе Папского престола. Но он собирался отправить ксерокопии, что предполагало задержку минимум на неделю. Сохраняя хладнокровие, я объяснил ему ситуацию, и он согласился поручить одному из дьяконов в ближайшее время отправить отчет факсом. Я рассыпался в благодарностях.
Не сбавляя скорости, я набрал номер Лечебно-медицинского центра в Лозанне. Мне нужны были документы о реанимации и лечении Манон Симонис. Доктор Мориц Белтрейн на семинаре и вернется лишь вечером. Только он знает, где хранится медицинская карта. Не хочу ли я оставить сообщение?
Я попросил к телефону практикантку, которую встретил в прошлый раз – я вспомнил ее имя: Жюли Делёз. Она работала только по выходным, и ее дежурство начнется в пятницу вечером, через несколько часов. Я попрощался, дав себе слово, что перезвоню вечером.
Порт-Майо.
Я подвел итог. Сегодня я получу медицинские карты Раймо и Агостины. Кроме того, Эрик Тюилье пришлет мне список тех, кто приближался к Люку Субейра. У меня будет все, кроме документов Манон, и я смогу сравнить эти данные.
Я затормозил у генерального штаба сил правопорядка в Нантере.
Охранники в форме остановили меня. У меня не было ни приглашения, ни повестки. И шансов у меня было меньше, чем у Фуко, который вошел сюда вчера, как в трактир. Я попросил, чтобы Корине Маньян сообщили о моем прибытии.
Через пять минут появилась рыжеволосая следовательница. Щеки у нее отливали уже не ржавчиной, а багрянцем. Она даже не сказала мне «здрасте».
– Что вы здесь делаете? – бросила она, проходя через рамку металлоискателя.
По тону чувствовалось, что она вне себя от ярости.
– Я хочу поговорить с Манон.
Она притворно засмеялась, затем резко оборвала смех. Я шагнул к ней.
– Воображаете, что остановите меня?
– Я ничего не воображаю, – сказала она. – Вам нельзя ее видеть, вы прекрасно это знаете.
– Я майор Уголовной полиции!
– Возьмите себя в руки.
Я орал в помещении, заполненном полицейскими. Все взгляды обратились ко мне. Я провел ладонью по лицу, влажному от пота. У меня дрожали пальцы. Маньян взяла меня за руку и уже гораздо спокойнее предложила:
– Входите. Поговорим.
Коридор со множеством дверей. Зал заседаний. Белый стол, стулья рядами, бежевые стены. Нейтральная территория.
– Вы знаете закон так же хорошо, как и я, – сказала она, закрывая за собой дверь. – Не выставляйте себя на посмешище.
– У вас ничего нет против нее!
– Я просто хочу ее допросить. Я не была уверена, что она придет добровольно.
– О чем она может вам рассказать, черт побери?
– О своем собственном опыте. Я хочу еще покопаться в ее воспоминаниях.
Я раздраженно ходил вдоль стульев и не садился.
– Она ничего не помнит. Она это говорила сто раз. Вы что, живодерка, да?
– Успокойтесь. Мне надо увериться, что она не пережила того же, что Люк, вы понимаете? Есть новые факты.
– Новые факты?
– Я видела Люка Субейра вчера вечером. Его состояние ухудшилось.
Я побледнел:
– Что еще произошло?
– Что-то вроде кризиса. Он хотел со мной переговорить, срочно.
– Как он себя чувствовал?
– Сходите взгляните. Я не в состоянии описать то, что видела.
Я стукнул обоими кулаками по столу:
– Вы называете это новыми фактами? Бред безумца?
– Факт уже то, что этот бред возник. Люк утверждает, что Манон Симонис подобно ему находится под властью пережитого ею когда-то шока. Шока, который мог пробудить в ней опасные инстинкты.
– И вы верите в эту чушь?
– У меня труп на руках, Матье. Я хочу допросить Манон.
– Вы думаете, что она сумасшедшая?