Ведущий говорил о незнакомце. Таким Аксель становился только в моменты вдохновения за письменным столом. А сейчас за кулисами дрожал совсем другой человек. На подкашивающихся ногах он вышел на сцену. Книга у него в руках тоже дрожала, и он боялся, что это заметят. Море лиц. Образованные, умные, начитанные.
Инженеры.
В любой миг его могут разоблачить. Быстро открыв первую страницу, он начинает читать. Читает, читает, пока время не заканчивается и он получает возможность уйти. Неистовые аплодисменты. Они обрушиваются на него волной и не смолкают. Ведущий вечера стоит рядом, очень довольный успехом. Кто-то из зрителей встает, его примеру следуют другие, и вот его, Акселя, некогда Андерссона, а теперь Рагнерфельдта, зал чествует стоя.
Но ему все равно.
Все равно.
Торгни Веннберг уже отведал угощения. Аксель понял это по его глазам, случайно столкнувшись с ним за сценой. Началась автограф-сессия, Аксель и Торгни вдвоем вышли в фойе. Сомнений в том, где чей стол, не оставалось — к Акселю уже выстроилась длинная очередь. У двух других писателей топталось всего несколько человек, чуть больше — у детективщика, но Торгни Веннберг завидовать, судя по всему, не собирался. Хлопнув Акселя по плечу, он направился к своему столу:
— Скажи, если тебе понадобится помощь!
Аксель сел и начал подписывать книги. На столе лежали издания разных лет, много старых, и некоторые из них закончились раньше, чем иссякла очередь желающих получить автограф. «Какие потрясающие книги вы пишете», — говорили ему незнакомые люди. «Вы замечательный писатель», — вторили им другие. А у него на душе становилось все противнее. Откуда эти люди взяли, что его романы хорошие? — хотелось ему спросить. Что такого хорошего есть в моих романах — вы можете объяснить мне это?
Говорить, что хорошо и что плохо, имеет право лишь тот, кто может доказать свою правоту, — думал он, подписывая книгу очередному недотепе. Который бегло перелистывал страницы, не имея ни малейшего представления о том, как тяжел писательский труд и сколько сил и времени автор положил на написание каждой фразы.
Рагнерфельдт закончил позже всех, когда остальные уже ушли на банкет. Там собралось человек тридцать — организаторы вечера и гости. На длинном столе в центре комнаты горели свечи в разноцветных подсвечниках, а вдоль одной из стен располагались столики с блюдами для фуршета. Настроение участников банкета было приподнятое.
Аксель заметил ее сразу. Она притянула его взгляд как магнит. Произведение искусства среди наспех сделанных эскизов.
— Присаживайся, Аксель, мы заняли тебе место! — крикнул Торгни чуть громче, чем следовало. Он никогда не упускал шанса подчеркнуть факт их знакомства, пристраивался рядом, чтобы тоже оказаться в свете рампы.
Незнакомка сидела рядом с Торгни, Акселю указали место напротив нее. Прежде чем сесть, он пошел взять себе бокал красного вина, с удивлением прислушиваясь к своим чувствам.
— Аксель, прихвати для нас бутылочку!
Фраза прозвучала так громко, что все разговоры мгновенно стихли, но поскольку ничего интересного не произошло, гости вскоре вернулись к прерванным беседам. Взяв бутылку красного, Аксель пошел к столу. Он старался скрыть свое восхищение. Но даже самый тонкий эстет не мог не оценить красоты этой женщины. Она спокойно смотрела на Акселя, тот отводил глаза, боясь встретиться с ней взглядом. Вот он поставил на стол бокал и бутылку. Торгни немедленно схватил вино и наполнил бокалы себе и своей спутнице.
— Это Халина, это Аксель. Халина мой гость, но за кулисы проходить отказалась: видите ли, ей неудобно.
Торгни усмехнулся.
— Прекрати, я просто не хотела мешать.
Она протянула руку Акселю:
— Халина.
Аксель взял ее руку. Рука была прохладная и сухая, казалось, она сломается, если он пожмет ее слишком сильно.
— Аксель.
Улыбнувшись, она зажгла сигарету. Ее прикосновение ошеломило Акселя. Смущенный, как школьник, он сел на место и попытался переключить свое внимание на что-нибудь другое. Он поражался собственной реакции. Ему сорок восемь, он считал, что все чувства давно в прошлом. Прошло столько лет с тех пор, как он в последний раз испытывал нечто подобное.
Торгни не умолкал. Но сейчас его болтливость оказалась даже кстати. Аксель перебросился парой слов с представителем городской книготорговой сети, продолжая ощущать неловкость от присутствия этой Халины. Бокалы наполнялись и опустошались, шум нарастал, ножки стульев царапали мраморный пол, люди начали перемещаться, меняясь местами. Торгни встал, чтобы взять себе еще еды, но у столов с закусками увяз в какой-то беседе. В конце концов она заговорила первой.
— Мы с вами уже встречались, вы не помните?
Аксель удивился.
— Нет, не помню. И, честно говоря, сомневаюсь, что мог бы забыть нашу встречу.
Вино придало ему мужества. У Халины темно-карие глаза, вьющиеся каштановые волосы. Зеленая туника с вышивкой, лифчика нет, это Аксель сразу заметил. Макияж неброский, а на левом запястье несколько тонких серебряных браслетов, звеневших при движении.
— Мы виделись мельком, неудивительно, что вы забыли. Это было на демонстрации писателей в шестьдесят девятом.
Ту акцию протеста он помнил, а вот встречу с Халиной — нет. Выступая за повышение авторских отчислений с каждой выданной в библиотеке книги, писатели собрались в центральных библиотеках Стокгольма, Гётеборга, Мальмё и Умео, с помощью библиотекарей погрузили книги в автобусы и увезли на целую неделю. Аксель помнил свои тогдашние ощущения: вот она, настоящая жизнь, возвращение к корням. В единстве сила.
— Так вы тоже пишете?
Улыбнувшись, она коснулась пальцами своего бокала.
— Я стараюсь изо всех сил, но издать пока ничего не удалось. Но я не сдаюсь, и из того, что я сейчас пишу, кажется, может что-нибудь получиться, хотя именно сейчас процесс немного застопорился.
Голос такой же приятный, как и внешность. Несмотря на иностранное имя, акцента не слышно. Ее пальцы скользили по основанию бокала, и он не мог оторвать взгляд от этого движения. Ему хотелось прикоснуться к ее руке, удостовериться, что ее кожа так нежна, как кажется. Уже давно у него не было близости с женщиной. Случалось, он онанировал во сне по ночам. Как подросток. За неимением лучшего организм занимался саморегуляцией.
— Я хочу спросить вас кое о чем, вы ведь мастер, умеющий отличать добро от зла.
— Это преувеличение.
— О вас так говорят.
— Все обстоит немного иначе, но в любом случае спрашивайте, я постараюсь ответить.
Внезапно она оживилась. Потушила сигарету, вынула из сумочки ручку, огляделась в поисках чего-нибудь, на чем можно писать, нашла неиспользованную салфетку. Провела на ней две параллельные прямые, а между ними две волнообразные дуги.