В голове у Торгни стучало, кровь пульсировала в венах. Человек, которым он вопреки всему восторгался, который всегда смотрел на него свысока, теперь извивался перед ним, как червяк. Куда девалась его осанистая неуязвимость, его на зависть сильный характер? Под преисполненным достоинства образом где-то на самом дне скрывалось ничтожество, настолько презренное, что даже воздух вокруг него начинал гнить.
— Она сказала, что я могу использовать это.
Аксель пробормотал это еле слышно, в последней попытке убедить Торгни.
Торгни внимательно посмотрел на него. Перед ним сидел человек, укравший у него любовь Халины. Обманщик, разрушивший его жизнь.
— Когда она сказала это?
Аксель быстро посмотрел на него:
— Это было в письме, которое я получил вместе с рукописью.
— Вот оно что. Но ведь ты говорил, что вы не встречались.
— Она прислала его по почте.
— И где это письмо? Его можно прочитать?
— Я его выбросил.
— Неужели?! И ты думаешь, я в это поверю? Что было между вами в Вестеросе? Похоже, версия Халины оказалась более правдоподобной, чем твоя.
Аксель не ответил.
Торгни закрыл глаза.
Аксель и Халина. Они общались втайне от него, за его спиной, и это подогревало их интерес друг к другу. Руки Акселя, сейчас лежащие на столе, бесстыдно касались тела Халины. И она с готовностью позволяла ему это делать.
Все, что принадлежало Торгни, было обманом отнято Рагнерфельдтом. Все, что принадлежало только Торгни и Халине, что годами росло, совершенствовалось. Все, чему их научило взаимное удовольствие.
Человек за письменным столом лгал, он отнял у них часть их тайны.
Мучительно яркие картинки теснились в возбужденном мозгу Торгни. Лицо Халины, ее приоткрытые губы, кончик ее языка, ласкающий напряженный член Акселя. Блеск в ее глазах, ее стоны, когда он входит в нее.
Если это правда, он должен его убить.
— Сними брюки.
Аксель смотрел на Торгни широко раскрыв глаза.
— Что?
— Сними брюки, я тебе говорю.
— Ты с ума сошел?
— У тебя там родимое пятно, да?
Аксель закрыл глаза.
— Халина описывала мне его, чтобы я ей поверил. Она даже нарисовала, чтобы меня убедить.
Перед уходом она все время старалась сделать ему больно.
— Помнишь, что я говорил тебе в сарае? Что убью тебя, если узнаю, что ты мне солгал.
Слова были излишни. Правда читалась на лице Акселя.
— Свинья!
— Это было всего один раз, в Вестеросе. Прости меня, Торгни, она сказала, что вы не вместе, что вы просто друзья. Если бы я знал, что это неправда, я бы никогда к ней не прикоснулся.
Аксель встал.
— Это было несерьезно. Мы слишком много выпили, и так получилось.
После Вестероса отношения Торгни и Халины дали трещину. Болезнь Халины обострилась. Вестерос стал началом конца.
Это было несерьезно, Торгни.
Веннбергу стало трудно дышать.
Впоследствии, снова и снова прокручивая в голове случившееся, он часто думал, что именно здесь он потерял себя. Правда о предательстве пробила брешь в его душе и позволила злу вырваться наружу.
— Всего один раз, клянусь.
Единственное желание.
Убить.
— Что ты будешь делать. Аксель? Когда правда о «Тени» окажется во всех газетах по всему миру? Как будешь выкручиваться?
Он слышал собственный голос и поражался происшедшим в нем изменениям. Голос был глухой, монотонный, как будто чужой. Торгни перестал владеть собой. Какая-то сила сжимала ему кулаки и заставляла испепелять взглядом человека, по вине которого его жизнь пошла под откос. Человека, отнявшего у него Халину и мальчика.
Аксель почувствовал перемену в настроении посетителя. Его лицо тоже изменилось, он опустился на стул и принял позу, в которой сидел до разоблачения. Сцепленные в замок руки покоились на крышке стола, в глазах светилась уверенность. Извинения не помогли, и он явно собирался опробовать новую тактику.
— Мне жаль, что я вынужден это говорить, но ты не оставляешь мне выбора.
Рагнерфельдт немного помолчал, прежде чем продолжить.
— Ты не сможешь ничего доказать.
— Что я должен доказывать?
— То, что ты утверждаешь о «Тени».
Торгни фыркнул.
— То есть тебе мало того, что я знаю? И ты можешь жить с этим, пока никто ни о чем не догадывается, да?
— А что мне, по-твоему, делать?
— Ты вор.
— Я признаю, что сделал ошибку. Что тебе еще надо?
— Ты собираешься и дальше выдавать ее шедевр за свой и принимать восторги?
— Меня выдвигали на Нобелевскую премию задолго до «Тени». И ты тоже прекрасно понимаешь, что наградили меня не только за нее, но и за другие книги.
— Твои собственные, ты хочешь сказать?
— Я уже сказал, ты ничего не сможешь доказать.
На лице Торгни не дрогнул ни один мускул. Он думал о страхе неполноценности, который несла с собой Халина после унижений, пережитых в Треблинке. Она не верила в себя. Отныне Аксель, а не она будет купаться в лучах славы. Выслушивать лесть культурного истеблишмента, расшаркиваться в ответ на похвалы шедевру, который создала и выстрадала Халина.
Сила, подчинившая себе Торгни, была слепа.
Ложь родилась сама собой, он ее не придумывал. И произнес ее тот же глухой голос.
— У меня дома остались ее заметки, письма, которые она получала, когда собирала материал, черновики, планы. Написанные ее почерком.
Информация сработала. Но, блефуя, Торгни знал, что Аксель прав. До него не добраться. Никто не поверит Торгни без доказательств. Даже если ему удастся найти Халину. Если Аксель говорит правду, она откажется от всего и спасет Акселя, который выйдет из воды сухим, в то время как в Торгни полетят камни за беспочвенные обвинения.
Ненависть раскалилась добела. Желание уничтожить вытеснило все остальное. Заставить Акселя почувствовать боль, которую он доставил другим. Остальное не важно. Торгни был готов на все, лишь бы добиться этого. Отомстить за отнятое у Халины имя и за собственное поражение. Он должен испортить Рагнерфельдту если не творчество, то жизнь. Ввергнуть его во мрак, чтобы ему сделалось страшно.
В последней тщетной попытке Торгни попытался остановиться на краю пропасти, но все поглотила тьма.
И вот он уже словно со стороны слышит, как чужой голос излагает дьявольский план. Кто придумал его? Неизвестно.