Вершины лиственниц пламенели в тумане. С берез струились старое золото и пурпур, сухие листочки скручивались в серые завитки. Ели клубились туманом и зеленью. Простиравшиеся под ногами пастбища дышали свежестью, вызывая чувство обновления и детского восхищения. В глубине огромной колыбели лежало озеро.
Цаган-Нур.
Белое озеро.
Над чистыми водами, отражаясь в зеркальной глади, высились сине-белые отроги Хоридол Саридага.
Казалось, что перевернутые отражения простираются ниц перед горами, превосходя их чистотой и величественностью. Воплощение мира и любви, заключенное в трогательное, хрупкое и мистическое объятие гор и вод.
Люди замерли, потрясенные красотой зрелища, только позвякивали стремена и шумно дышали олени. Диана едва не соскользнула с седла. Она просунула палец под очки, чтобы смахнуть капельки влаги с запотевших стекол.
Но у нее ничего не вышло.
Потому что это была не вода, а слезы, вытекавшие из-под обледеневших век.
Вечером они разбили лагерь на берегу озера. Поставили палатки под елями и поужинали на воздухе, несмотря на холод. Помолившись духам, монголы приготовили традиционную еду: вареную баранину и чай с салом. Диана никогда бы не подумала, что будет есть подобное, но, как и накануне, молча проглотила свою порцию, сидя у огня. Небо над их головами было абсолютно чистым. Диана часто любовалась ночным небосводом, смотрела на звезды в африканской пустыне, но никогда еще небеса не оказывались так близко. Ей казалось, что она очутилась в эпицентре Большого взрыва. Мириады звезд Млечного Пути мерцали на черном бархате. Яркие скопления рассыпались огнями, угасающие галактики светились перламутровым блеском. Концы круга переливались, готовясь слиться с безграничным космосом.
Диана опустила глаза и увидела, что к их проводникам кто-то подсел. Лицо незнакомца оставалось в тени. «Наверняка какой-то оленевод, – подумала Диана. – Устал от одиночества, заметил огонь и пришел разделить трапезу». Она навострила уши. Молодая женщина впервые внимательно вслушивалась в звучание монгольского языка: хриплые слоги, оттененные горловыми, как в испанском, звуками и удлиненными гласными. Гость тянул руку к небу.
– Джованни…
Кутавшийся в куртку итальянец поднял с лица отворот шапочки.
– Вы знаете, кто это такой? – спросила Диана. Он сунул руки в карманы.
– Думаю, один из местных. У него невозможный акцент.
– Вы понимаете, что он говорит?
– Рассказывает старые легенды. Цевенские истории.
– Думаете, он цевен? – встрепенулась Диана.
– Вы ужасно упрямы. Еще раз повторяю: такого народа больше нет!
– Но если он говорит, что…
– Это часть местного фольклора. Пройдя перевал, мы попали на территорию обитания тюркских народов. Здесь в каждом есть капля цевенской крови. Во всяком случае, все знают старые истории. Это ничего не значит.
– Но вы можете спросить?
Итальянец вздохнул. Для начала он представился. Пришедшего в лагерь человека звали Гамбокху. Его старое, иссеченное морщинами лицо под светом звезд выглядело загадочно и чуточку устрашающе. Этнолог переводил Диане ответы.
– Он монгол. Рыбак с Белого озера.
– Он жил здесь, когда построили токамак?
Джованни перевел рыбаку вопрос.
– Он здесь родился. И прекрасно помнит кольцо.
Диану охватил жар: Гамбокху был первым, кто видел токамак в действии. Она продолжила допрос:
– Что ему известно о работе объекта?
– Диана, он всего лишь простой рыбак и не может…
– Спросите у него!
Джованни подчинился. Ледяной ветер раскачивал ветви елей, распространяя вокруг такой сильный и густой запах смолы, что в горле першило, как от дыма. Диана чувствовала себя частью тайги. Старый монгол покачал головой.
– Он не хочет об этом говорить, – объяснил итальянец. – Считает это место проклятым.
– Почему? – Диана повысила голос. – Постарайтесь это выяснить, Джованни, я должна знать!
Этнолог озабоченно взглянул на свою спутницу. Она сбавила тон:
– Прошу вас, Джованни.
Итальянец продолжил диалог с рыбаком. Тот достал трубочку, похожую на изогнутый металлический ключ, неторопливо набил ее табаком, раскурил от уголька и только после этого начал рассказывать.
– Чаще всего он поминает парапсихологиче-скую лабораторию. Вспоминает составы, прибывавшие по железной дороге от сибирской границы. В вагонах были шаманы, их запирали в одном из зданий на территории объекта. Все тогда говорили об этих поездах с живыми людьми. В глазах рабочих это было самым страшным святотатством. Арестовать шаманов означало бросить вызов духам.
– Спросите, знает ли он, что именно происходило в лаборатории.
Джованни задал вопрос, но монгол не проронил больше ни слова. Его трубка мерцала, как огонь далекого маяка.
– Он не хочет отвечать, – подвел итог итальянец. – Только повторяет, что место проклято.
– Почему? Из-за экспериментов, которые там проводили?
Диана почти кричала. Старик пыхнул трубкой и неожиданно заговорил.
– Там пролилась кровь, – перевел этнолог. – Ученые были сумасшедшими, проводили ужасные опыты. Больше ему ничего не известно. Твердит про кровь и утверждает, что это месть духов.
– И как же они отомстили?
Гамбокху решил выложить все до конца и говорил, не дожидаясь перевода. Джованни сформулировал все в одной фразе:
– Вызвали аварию.
– Какую аварию?
Лицо Джованни окаменело.
– Весной семьдесят второго, – тихим голосом произнес он, – каменное кольцо взорвалось. В него попала молния.
В это мгновение Диане показалось, что это ее прошил насквозь электрический разряд. Она была уверена, что главная трагедия случилась в парапсихологической лаборатории, где изучались пограничные состояния, а оказалось, что последний акт был связан с адской машиной. Она спросила:
– Кто-нибудь погиб?
Выслушав ответ монгола, Джованни посерел:
– Он утверждает, что погибло не меньше ста пятидесяти человек. Все рабочие, находившиеся внутри во время взрыва. Я не очень разобрался в терминах. Кажется, плазма выплеснулась из трубы и сожгла их заживо.
Гамбокху все повторял и повторял одно слово – и Диана его узнала.
– Почему он поминает цевенов?
– Все рабочие были цевенами. Последними цевенами, жившими в этих краях.
Итак, оба они оказались правы. Сначала цевенов подавлял режим, но некоторые выжили. Стали оседлыми, работали в колхозах или на ядерных объектах, где их обрекали на смерть. Этнолог продолжил: