— Как ты нас напугала, детка!

Сибилла посмотрела на мать:

— Прости.

— Мы поговорим позже.

Хенри Форсенстрём подошел к кровати.

— Как ты себя чувствуешь? Позвонить доктору Вальгрену?

Сибилла покачала головой. Отец кивнул, подтверждая, что понял ее ответ, и вышел из комнаты. Сибилла снова смотрела на мать:

— Я хочу сказать, прости за то, что я потеряла сознание.

Беатрис убрала с ее лба мокрый носовой платок.

— Это от тебя не зависело, Сибилла. За это тебе не надо просить прощения. А что касается остального, то все будет так, как решили мы с отцом. Туда ты больше не пойдешь.

Сибилла почувствовала, что вот-вот заплачет.

— Мама, пожалуйста.

— Бессмысленно устраивать сцены. Пойми, это ради твоего же блага!

— Они мои единственные друзья.

Мать выпрямилась. Сибилла почувствовала, что приблизилась к самому краю материнского терпения. Обсуждение закончилось.

Равно как и все остальное.

~~~

Долгий, без суеты и беспокойства душ всегда был верной картой, если требовалось вернуть вкус к жизни.

Но в этот он раз он ни капли не помог.

Закрыв кран и вытеревшись, она почувствовала еще большую нерешительность, чем прежде. Как будто она смыла с себя всю надежду.

Выкрутив выстиранные трусы, она направилась в прачечную, располагавшуюся с другой стороны подвального коридора. Ключ туда тоже подходил. Положив трусы и полотенце в сушильную камеру, вернулась в душевую и снова заперлась, собираясь разобраться с новой прической.

Длинные волосы упали на пол. Стричь затылок было сложно, и чем дольше она стригла, тем четче понимала, что теперь ей будет намного труднее баловать себя бесплатными ночевками в гостиницах.

Впрочем, какая разница — эту возможность у нее и так уже отняли.

Тщательно следуя инструкции, она выкрасила обкорнанные патлы в черный цвет.

Получился панк-переросток.

Зато теперь ее даже Уно Ельм не узнает.

Потом она ликвидировала все до единого следы своего пребывания. Для избранных знатоков тайной роскоши это был вопрос чести, поскольку малейший намек на визиты посторонних заставил бы жильцов немедленно перепрятать ключ.

Закончив и одевшись, она уселась на унитаз, в ожидании, пока высохнет постиранное. У двери в туалет лежала развернутая на последней странице газета. Сибилла так и не набралась мужества, чтобы прочитать ее, все тянула и тянула, но дольше тянуть некуда. Глубоко вздохнув, она наклонилась вперед и пододвинула к себе газету.

Страницы 6, 7, 8 и разворот.

Тридцатидвухлетняя Сибилла Форсенстрём, которая два дня назад была объявлена в розыск в связи с убийством в «Гранд-отеле» пятидесятиоднолетнего Йоргена Грундберга, вчера совершила еще одно зверское преступление. На своей даче в редконаселенной сельской местности севернее Вестервика в воскресенье, в 15 часов, был убит 63-летний мужчина. Мужчина, по-видимому, находился в доме один и спал, когда женщина на него напала. По способу осуществления убийство идентично совершенному в «Гранд-отеле», но в интересах следствия полиция пока не намерена раскрывать, каким именно способом жертву лишили жизни. Оба убийства носят признаки мести. Обе жертвы были варварски расчленены, причем из тел удалены определенные органы. Полиция, однако, не сообщает, какой или какие органы исчезли. Причины, по которым упомянутая женщина подозревается в убийствах и осквернении тел, более чем очевидны. Полиция по-прежнему не может найти мотивов преступления, предполагая, что подозреваемая выбирает жертвы случайно в приступе буйного помешательства.

У нее не было сил читать дальше, она перевернула страницу. А перевернув, увидела собственный портрет, пугающе правдоподобный. У официанта, наверное, хорошая память, а насчет прически, видимо, подсказал Ельм.

Только теперь это напрасный труд.

Что за дьявольщина, в самом деле?

Как такое могло случиться?

Так и не обнаружив отчетливых следов тридцатидвухлетней Сибиллы Форсенстрём, полиция намеревается прибегнуть к помощи так называемого подпольного Стокгольма. Источники сообщают, что подозреваемая была, в частности, замечена на Центральном вокзале, а также на территории дачных участков района Сёдермальм. После убийства в Вестервике Сибилла Форсенстрём объявлена в общегосударственный розыск. По сообщениям анонимного источника, женщина оставила на месте преступления текст религиозного содержания, а также признание в содеянных убийствах. Определить мотив преступлений пока не представляется возможным.

Ее вырвало в раковину.

Да, как же, поможет ей флакон краски, если ее ищут отборные отряды шведских полицейских, подозревая, что она безумная расчленительница!

Ее все еще тошнило, трясло и корчило, но в желудке ничего не осталось.

Она попробовала выпить немного воды. В это же мгновение в дверь постучали:

— Але! Вы скоро там?

Она посмотрела на себя в зеркало. Пепельно-серое лицо и черные торчащие космы. Наркоманка наркоманкой.

— Я принимаю душ.

Закрыв глаза, она начала молить Бога, чтобы этот человек ушел в другую душевую. Но почему Бог должен ее слушать?

— Вы не могли бы поторопиться? Тут все занято.

— Конечно.

В коридоре замолчали. Она вытащила косметичку, нанесла на лицо немного румян и подкрасила губы. Лучше не стало, но, по крайней мере, попытка сделана.

Туалетной бумагой она убрала из раковины следы выскочившего из желудка банана. Потом приложила ухо к двери и прислушалась. Было слышно только, как в другом конце коридора работает сушилка.

У нее что, есть выбор? Чем смущеннее она будет выглядеть, тем быстрее они что-нибудь заподозрят. Решительным движением она повернула ручку и открыла дверь.

— Ой как быстро. Я и не думал, что вы так скоро.

Он сидел на полу и читал книгу. Когда она открыла дверь, встал. Сибилла попыталась улыбнуться. Он удивленно посмотрел на ее рюкзак. Отследив его взгляд, она объяснила:

— У меня большая стирка.

Он кивнул. Она держала в руках полуметровую деревяшку. Шагнула к прачечной, собираясь открыть дверь. Руки дрожали, замочная скважина сопротивлялась.

— Вы сюда недавно въехали?

— Да.

— Что ж, добро пожаловать.

«Да иди же ты в свой душ, пока я тебя не убила!» Открыв сушильный барабан, она достала трусы и полотенце. Краем глаза заметила, что он пошел в душевую. Быстро сунув влажные вещи в рюкзак, снова повесила его на спину. Развернулась, чтобы выйти, — он стоял к ней лицом. С газетой в левой руке. Она застыла, как будто угодив ногами в бетон.