Лиам был потрясен. Англичане испытывали споры сибирской язвы на острове Гринар у берегов Шотландии — привязывали овец к колышкам и взрывали рядом бомбы с отравляющим веществом, — и это казалось верхом жестокости. Но чтобы проводить испытания на людях? На целых городах? Убивать сотни тысяч ни в чем не повинных? Более чудовищных и преступных экспериментов человечество еще не видело.
В дверь постучал фельдшер с подносом в руках. На подносе — белые таблетки.
— Что это? — спросил Лиам.
— Пенициллин, — ответил фельдшер. — На случай если болезнь и до нас достанет.
— Пенициллин не поможет, — ответил Лиам. — Болезнь вызывают споры, а не бактерии.
Медбрат пожал плечами.
— Мне приказали, я выполняю. Доза для всех одинаковая: по одной таблетке каждые восемь часов. Будете принимать или как?
Лиам отказался. От спор таблетки не спасут. Чудо-лекарство шотландца Флеминга не способно остановить микологическое заражение.
Фельдшер ушел, и Лиам вернулся к чтению отчета. Последние десять страниц были посвящены выдающемуся достижению отряда 731 — открытию грибкового патогена узумаки, что в переводе означало «спираль». Китано говорил, что это оружие судного дня, на случай если родине будет грозить американская оккупация. Китано отвечал за испытание узумаки на живых объектах. Токсин обладал высочайшей вирулентностью, передавался через дыхание, слюну, желудочные соки и фекальные массы.
Китано сказал, что последняя версия узумаки хранилась в семи латунных баллончиках, а те — в опечатанной шкатулке из японского кипариса. Баллончики должны были вручить семи специально отобранным токко, членам отряда добровольцев-смертников. Получив приказ, каждый токко должен был прибыть на борт подводной лодки, закрепленной за конкретной целью, и проглотить узумаки. Как только препарат начинал действовать, его носитель заражал любого, кто вступал с ним в контакт.
Последний раздел отчета был посвящен оценке правдоподобности показаний японского офицера. О разработке боевых биологических веществ японцами в Маньчжурии стало известно еще в 1943 году. Свидетельство Китано в точности повторяло описание отряда 731, полученное из Китая. Оно также полностью совпадало с показаниями Сиро Исии. Японский генерал оставался жив-здоровехонек, торговался с американцами, требуя освобождения от суда за военные преступления в обмен на рабочие записи отряда 731. Исии не знал, что Хитоси тоже попал в руки американцев, но пока что свидетельства двух японцев почти не расходились. Эксперты считали показания Китано вполне достоверными.
Лиама вся эта информация ошеломила настолько, что, когда Сцилла вернулся, он не мог связать и пары слов.
— А как же остальные шесть подлодок? Их обнаружили? А баллончики?
Майор отрицательно покачал головой.
— Никто не верил, пока не обнаружили субмарину с Сейго Мори на палубе и не случилась беда на «Вэнгарде».
— Откуда ты знаешь, как звали матроса?
— От Китано. Я его вчера сам допрашивал.
— Погоди. Разве Китано здесь, на борту?
Сцилла кивнул.
— Уиллогби предпочитает держать его поблизости. По словам Китано, Мори взяли из Токийского университета. Он прошел подготовку камикадзе-торпедника, а затем ему поставили другую задачу — послали в отряд 731, к психопату Исии. Мори было всего девятнадцать лет.
— Зачем сейчас-то нападать? Война закончилась полгода назад.
— А если они просто не знают? Наши думают, что на подводной лодке вышли из строя какие-то механизмы или кончилось топливо. Китано говорит — лодка направлялась к Западному побережью США, чтобы нанести удар на стыке между штатами Орегон и Вашингтон. Мори собирался высадиться на берег и подорвать себя в одном из крупных водохранилищ. Представляешь? Это тебе не экипаж линкора, а целый город носителей узумаки. Возможно, все чертовы Штаты.
Сцилла проводил Лиама до кают-компании. Там их ждали четверо: командир «Северной Дакоты» адмирал Сеймур Арво, генерал-майор Чарлз Уиллогби и еще двое, с кем Лиаму не приходилось встречаться раньше. Распоряжался похожий на кадавра Уиллогби. Лиам слышал, что Макартур называл генерала «мой карманный фашист».
Двоих незнакомцев Лиам вроде бы видел раньше, но не мог припомнить где. Вдруг его осенило: человек с узким лицом и царственной осанкой — Джулиус Роберт Оппенгеймер, а другой, с носом-картошкой и пытливыми глазами, — Ганс Бете. Два величайших физика Америки, сыгравших ключевую роль в Манхэттенском проекте.
Начальство сгрудилось вокруг столика для карт, заваленного листами бумаги, испещренными формулами и уравнениями. Лиам довольно хорошо знал физику, поэтому его глаз сразу выхватил уравнение Бернулли и схему взрывной волны.
Оппенгеймер оторвался от записей.
— Это и есть наш эксперт-грибник?
— Лиам Коннор, — представил его Сцилла. — Из Портона.
— Скажите, — обратилась к Лиаму «царственная особа», — какова максимальная температура выживания грибных спор?
— Это зависит от того, как долго воздействует температура, — ответил Лиам.
— Допустим, долю секунды.
— Примерно сто градусов.
— Сто градусов? Вы уверены?
— Нет, не уверен. Возможно, и выше. А что?
— А как насчет взрывной волны? — спросил Бете. Он говорил с немецким акцентом. — Скажем, при ускорении в тридцать g? [2]
— Скорее всего никакой разницы. Ускорение совершенно не повлияет на споры.
— А радиация? Гамма-лучи?
Лиам понял, что они замышляли.
— Хотите сбросить на «Вэнгард» ядерную бомбу?
— Да. Если вы не предложите ничего получше.
Хитоси Китано держали в маленькой каюте для офицерского состава. Вход в каюту охраняли два матроса. Лиама сопровождал один из адъютантов Уиллогби, майор по фамилии Андерсон. Он редко раскрывал рот, зато внимательно следил за всеми вокруг и делал пометки в красной книжечке.
Нервы Лиама были на пределе. Бете с Оппенгеймером битый час расспрашивали его о грибах и спорах, пытаясь установить, что сделает ядерный взрыв с узумаки — уничтожит отраву без следа ил и же выбросит споры в верхние слои атмосферы, откуда скоростной ветровой поток разнесет их по всему миру. Перевес склонялся в пользу ядерного взрыва, но окончательный вердикт пока еще не вынесли. Лиам, со своей стороны, предостерегал от опасности бездействия. По его подозрениям, виновником беды был гриб Fusarium. В таком случае споры могли распространиться по всему миру и без помощи ядерной бомбардировки. Многие виды Fusarium прекрасно себя чувствовали в кишечном тракте перелетных птиц. Птица могла подхватить заразу и перенести ее на тысячи километров за считанные дни. Даже оперение птиц было опасным, ибо служило идеальным переносчиком спор.