— Скучаете?
— Боюсь, что так.— Мистер Мун зажег сигарету и плюхнулся обратно на кушетку.— Сожалею, что расстроил вас.
— Скучай здесь сейчас кто-нибудь другой, — сурово изрекла она,— ему бы не поздоровилось!
— Прекрасно.— Эдвард попытался улыбнуться.
— Немедленно перестаньте курить. Мы живем в доме без окон, и я ни минутой дольше не собираюсь терпеть вашу дымовую завесу! Если так будет продолжаться, вы же нас всех перетравите! Вы сущее несчастье!
Иллюзионист выпустил длинную струю дыма.
— Вы не первая, от кого я это слышу. Но, должен признаться, из ваших уст это звучит немного обидно.
— А вы будьте благоразумны!
Со скорбным видом затушив окурок, мистер Мун поднялся с кушетки.
— Вы, несомненно, правы. К тому же скука мне начинает надоедать.
Миссис Гроссмит неодобрительно хмыкнула.
— Когда вы так себя ведете, вы просто невыносимы.
— А вы святая женщина, раз терпите меня.
— Может, вы выйдете? Прогуляетесь? Подышите свежим воздухом?
Мун не поддавался увещеваниям, но и миссис Гроссмит не отставала.
— Вам лучше станет. Тут нездоровая атмосфера.— Она издала булькающий, мелодраматический кашель.
— Возможно, я выйду ненадолго.
— Тайны же не каждую неделю попадаются. — В голосе экономки прозвучало удовлетворение.
— Разве? — вздохнул мистер Мун с видом ребенка, наутро после Рождества обнаружившего в повешенном у камина чулке лишь фартинг да помятый апельсин. — Знали бы вы, как я жажду жить в мире, где жестокие преступления вещь настолько обыденная, что я мог бы заниматься ими постоянно.
— Странное желание. Он вздохнул.
— Настоящих преступлений уже нет. Век великих преступников миновал. После Вараввы... Посредственность, миссис Гроссмит. Кругом сплошная посредственность. Помните грабителя, которого мы с Сомнамбулистом поймали пару лет назад? Ну, который хотел сделать подкоп под Английский банк, а вместо этого прокопался в канализацию?
— Да, сэр.
— Не могу припомнить его имени. А вы не помните?
— Боюсь, нет.
— Видите? Даже в памяти не задержался. Все они до последнего не стоят того, чтобы помнить их имена.
Миссис Гроссмит выдавила улыбку.
— Скука пройдет, сэр. Так всегда бывает.
— Да,— почти шепотом произнес мистер Мун.— Я знаю лекарство.
— Так вы идете на прогулку?
— Именно. На прогулку.
Эдвард вышел. Миссис Гроссмит услышала, как он прошагал по дому, громко поднялся по секретной лестнице и прошуршал через заросли рододендронов. На улице его шаги стихли.
Сомнамбулист неторопливо расхаживал по кухне с огромной кружкой молока. Он озадаченно глянул на экономку и шевельнул рукой в вопросительном жесте.
— Вы хотите знать, куда он пошел? — уточнила женщина.— Вы это имели в виду?
Великан кивнул с серьезным видом. Она вздохнула.
— Думаю, это мы оба знаем.
Сомнамбулист никак не прокомментировал ответ, лишь медленно опустил голову, нежно прижал к груди кружку и печально удалился из кухни.
Обменявшись парой невнятных слов с мистером Спейтом — тот исхитрился втиснуться между ступеньками и, против ожиданий, чувствовал себя вполне уютно,— Эдвард покинул Театр чудес и направился в пользующийся недоброй славой район, хорошо известный и ему, и другим, разделявшим его достойные сожаления пристрастия. Дорогу туда он знал наизусть и потратил на нее меньше часа, не испытывая ни малейшего желания взять кеб. Перед подобными визитами ему всегда требовалось побыть наедине с собой. Иллюзионисту удалось погрузиться в себя до такой степени, что он даже не заметил «хвоста», причем довольно умелого, уже четверть часа как следующего за ним по пятам.
Добравшись до той не подлежащей восстановлению части города, которая через десяток или около того лет станет известна как Фицровия, мистер Мун направил стопы к ветхой квартирке в конце переулка, отделенного от Гудж-стрит всего несколькими минутами ходьбы. Плотно закрытые ставни придавали дому нежилой вид, однако из щелей в них пробивался свет. Быстро оглядевшись, мистер Мун удостоверился в отсутствии поблизости кого бы то ни было и шесть раз ударил в дверь, строго соблюдая определенный ритм. Ожидая ответа, он буквально кожей ощущал на себе чей-то пристальный взгляд. Да что там «ощущал», Эдвард знал наверняка: те, кто находится в квартире, внимательно рассматривают визитера и наверняка тихонько обсуждают его персону. Последнее обстоятельство задевало иллюзиониста наибольшим образом.
Именно такие мгновения он сильнее всего и ненавидел. Торчишь вот так, в одиночестве, на пустынной улице, изо всех сил делая вид, будто ничего подобного не подозреваешь. Сгорая от стыда, мистер Мун мучился от иррационального опасения нарваться по злосчастному стечению обстоятельств на кого-нибудь из знакомых — друга, старого приятеля, любого, кто его узнает и непременно поинтересуется, что это он здесь делает, по какой причине мается в темном переулке одной из самых подозрительных частей города. Хуже того, гипотетический приятель мог взять да и оказаться здесь по той же причине, что и он сам. Тогда их встреча имела бы все шансы стать самой неприятной в жизни обоих. Короче, в такие моменты мистер Мун испытывал острое и искреннее замешательство. Я просто хотел, чтобы читатель посмаковал эти секунды немного подольше.
Наконец дверь отворилась. Перед ним в грязно-желтом свете возникла чудовищно толстая женщина, исходившая запахом дешевых духов. Для поддержания колоссальных форм титаническая туша опиралась на трость.
— Мистер Грей! — просияла она.— Давненько вас не было.
Мистер Мун нервно шаркнул ногой.
— Снова скучаете?
Он застенчиво кивнул, и женщина издала низкий, жирный смешок. Слегка прихрамывая, она подалась назад, впустила Эдварда и закрыла за ним дверь.
Воздух внутри здания пропитался ароматом благовоний, замешенных на искушении. Мистер Мун проследовал в большую гостиную, богато, но безвкусно обставленную. Там он, не теряя времени, занял одно из полудюжины кресел в роскошной обивке. Сие местечко и его правила Эдвард успел изучить слишком хорошо.
Женщина грубо усмехнулась.
— У нас новенькая.
Среди лондонских борделей заведение миссис Мопсли занимало воистину почетное место. Оно обслуживало избранную и незаурядную клиентуру. Люди, удостаивавшие своим посещением ее апартаменты, приходили сюда ради услуг, которых не мог предоставить ни один другой публичный дом в Лондоне. У них были уникальные, специфические пристрастия — предпочтения, которые, на невинный взгляд непресыщенного читателя, могут показаться отвратительными и даже отталкивающими. И не говорите, что я вас не предупреждал.