И я назвал им свое настоящее имя.
Здесь я его повторять не могу. Это прозаическое, обыденное имя, не достойное человека моих талантов и амбиций. Можете продолжать думать обо мне (если вы вообще решите обо мне думать) как о преподобном докторе Тане.
Сомнамбулист усмехнулся, но Мун все равно не узнавал меня. Великан нацарапал что-то на своей дощечке, и в глазах Эдварда мелькнула искорка понимания.
КАНАЛИЗАЦИЯ
Мистер Мун рассмеялся — этот жалкий человечиш-ка действительно смеялся надо мной!
— Конечно,— воскликнул он и продолжил свою речь чрезвычайно приукрашенным рассказом о том, как (будучи куда моложе) я попытался ограбить Банк Англии, но по ошибке прокопался в лондонскую канализацию.
— Я много месяцев пытался вспомнить ваше имя. — Он еле сдерживал смех.— Даже миссис Гроссмит вспомнить не смогла, хотя она-то мелочи помнит прекрасно.
Думаю, я высказался насчет сомнительной предусмотрительности Муна, раз он так нагло говорит со мной, попав в мое подземное логово безоружным, находясь полностью в моей власти.
Он потребовал объяснений, и я, как только сумел взять себя в руки, ответил ему. Я сказал этим двоим, что иерархия существует даже среди преступников и что после вышеописанного прискорбного инцидента я сделался мишенью для насмешек в преступном сообществе. Искусно избегая жалости к самому себе, изящно балансируя между пафосом и твердостью, я сказал им следующее:
— Я устал быть самым мелким из мелких проходимцев и решил изменить себя. Можно сказать, я основал религию.— При этих словах я хихикнул, полагая сказанное блестящей иронией.
Шарлотта улыбнулась (милая девочка), но эта парочка стояла с каменными лицами.
— Наше общество расшатано, мистер Мун. «Любовь» нашла выход.
— Ну, так поделитесь,— зевнул он.— Только не очень долго.
Он говорил со мной, словно с ребенком, и хотя его отношение обижало меня, я решил пока спустить ему эту наглость.
— Вы тоже часть этого выхода,— тщательно выговорил я.— Я не просто так вызвал вас сюда.
— Я пришел сюда по собственной воле. Вы тут ни при чем.
Признаюсь, я не сдержал восторженного вопля по поводу его неосведомленности (хотя, кажется, мне удалось скрыть свой восторг кашлем).
— Нет-нет,— мягко поправил его я.— Это я привел вас сюда.
Трое ждали у двери на галерею, чтобы сделать свой ход. Я поманил их к себе.
Мистер Клеменс. Миссис Хонимен. Томас Крибб.
— Это я разложил перед вами все эти намеки, Эдвард, и вы пошли по следу, как я и предполагал.
На его лице промелькнуло что-то подобное страху, когда последние детали разгадки встали на место. Не могу сказать, что в этот момент Мун оценил весь масштаб ловушки, в которую его искусно заманили. Но он был так очаровательно сломлен, что, наблюдая, как до него постепенно доходит вся глубина его провала, я просто не смог не рассмеяться.
Что бы вы ни думали, я не полностью лишен сочувствия. Мун испытал серьезное потрясение, и даже Сомнамбулист — это изваяние с острова Пасхи — был просто ошеломлен моим небрежным откровением.
Отослав Крибба, Шарлотту и прочих, я проводил моих гостей в скромный кабинет, где предложил им еду и напитки и пообещал все объяснить. Сомнамбулист явно обрадовался угощению, но Мун довольно резко отказался. Он отодвинул тарелку и раздраженно заявил:
— У меня есть вопросы.
— Мы здесь,— сказал я,— строим будущее. Новое общество, вдохновленное идеями Пантисократии.
— А почему для осуществления этих идей необходимы убийства?
— Моя совесть абсолютно чиста. То, что я делаю, я делаю исключительно ради бедных и обездоленных нашего великого города, ради нищих, попавших в изгои общества, оттесненных на обочину жизни независящими от них обстоятельствами. Эти «отбросы общества», если угодно, призраки из плоти и крови. Кроткие, мистер Мун, кроткие наследуют Землю!
— Люди вроде Спейта.
— Именно так.
— Спейт, которого я видел на прошлой неделе,— довольно гневно сказал он,— уже не тот человек, которого я когда-то знал.
Я пытался заставить его понять.
— Он изменился. Он нашел лучший путь в жизни.
— Что бы вы ни сделали с ним, вы сделали это и с моей сестрой.
— Она пришла к нам добровольно. Когда она поняла, что пребывала во тьме, «Любовь» вывела ее из мрака на свет. Все, чего мы жаждем, это жить согласно принципам Пантисократии. И мы очень близки к осуществлению нашей идеи. Многие ли в истории могли этим похвастаться? Мы собираемся построить рай на земле, мистер Мун. Почему вы чините нам препятствия?
— Потому что вы совершали убийства, обманывали и растлевали людей. Потому что вы извращенный неудачник, уверенный, будто можно перекроить мир по собственному желанию.
Мне стало немного не по себе от этих тяжелых слов, и Мун мгновенно воспользовался моим временным замешательством.
— Вы убили Варавву.
— Мы просили его присоединиться к нам.
— К вам? Что делать убийце в раю?
— Вы никогда не считали его безнадежным. Мы тоже.
— Но он отказался?
— Похоже, он предпочел умереть во тьме.
— А Мейрик Оусли?
— Мейрика мы направили туда наблюдать за ним. Варавва много знал о наших операциях.
— Поэтому вы его и убили?
— Причина не в том, что он мог рассказать вам правду. Но он сделал бы это слишком рано. Признаюсь, меня удивляет,— продолжил я,— что вы не спросили меня о Сириле Хонимене. В конце концов, именно его смерть навела вас на наш след.
Мун недоуменно посмотрел на меня.
— Никаких соображений на этот счет? — мягко произнес я.— Никаких изящных теорий? Никаких блестящих выводов, наконец?
— Ну, так расскажите же мне! — едва не закричал он.
— Это был крючок, Эдвард. Извращенное, гротескное преступление, которое должно было привлечь ваше внимание. Представление, перед которым — мы это знали — вам не устоять. Идеальный способ привлечь вас к нам.
— Так вы хотите сказать, что все это ради меня? Постановка?
— В общем и целом, да.
— Значит, люди погибли,— плюнул Мун,— ради нашего дурацкого разговора?
— Не надо быть таким эгоистичным. Миссис Хонимен и миссис Данбар не испытывали особой любви к своим бесполезным сыновьям. Они хотели убрать эти болезненные наросты, срезать их как можно скорее, как срезают уродливые бородавки. Мне кажется, им это было даже приятно.
— Миссис Хонимен. Миссис Данбар. Вряд ли их назовешь отбросами общества.
— Готов признать, что временами «Любовь» испытывала материальные затруднения. Нам требовались деньги. Вышеупомянутые дамы оказались полезными активами.