«В брюхо тебе магазин», — бросил в сторону Ольховский.
— Я передал в вашу редакцию сведения о выстреле «Авроры», — как можно вразумительнее объяснил он.
— Так. И что вы теперь хотите? Узнать их судьбу? А какие сведения?
— О выстреле!
В трубке заиграла музыка, и женский голос крикнул на нерве: «Саша, еще раз будет такая подлянка со строкой — вылетишь на хуй с работы!»
— Если вы не смените тон — я брошу трубку, — отреагировал голос. — Во-первых: откуда у вас такие сведения?
— Ну и хрен с вами!! — Ольховский шарахнул телефон и высунул голову в иллюминатор — охладиться. — Только пусть потом интервью не просят… во репортеры, понимаешь!..
Он неприятно задумался о переоценке роли своей личности в истории и прибег к знакомству — набрал записанные телефоны княжны Сорбье, энтэвэшницы. Все-таки этот канал считается наиболее оперативным и интеллигентным.
Рабочий телефон, понятно, не отвечал, а домашний интимно прокурлыкал: «Здравствуйте! Я сейчас в гостях, или в ванной, или гуляю с собакой. Оставьте сообщение после сигнала, целую».
— Поцелуй себя в жопу, — грубо сказал Ольховский.
Ну суки. В этом городе не захочешь — да выстрелишь.
Ближе к полуночи на набережных стало наблюдаться какое-то не совсем обычное для города движение. Прохожие и легковые автомобили исчезли совершенно, проносились редкие дребезжащие грузовики, набитые плохо различимыми в свете фонарей людьми, иногда где-то что-то хлопало. Явно в городе что-то готовилось и назревало. Со стороны Полянки донесся звук, похожий на дробный строевой шаг. Кажется, «Аврора» явилась как нельзя кстати. Впрочем, уже много лет Москва жила с непрекращающимся ощущением того, что завтра что-то будет.
Без четверти двенадцать Ольховский дал команду:
— Баковое орудие к бою!
Пронесся расчет, протащили бегом тяжелые снарядные ящики.
И тут оказалось, что не все в Москве равнодушны к имеющему произойти событию. Потому что по правому борту приблизился исправно несущий ходовые огни катер, и из него окликнули с самоуверенным акцентом, в который как составляющая вплеталась некая доза снисходительной приветливости:
— Господа моряки! Прошу немного вашего внимания. Это телевидение Си-Эн-Эн.
— О?! — рявкнул темный мостик. — Н-ну?!
— Не могли бы вы произвести ваш исторический выстрел утром?
— Это еще почему?
— Сейчас темно. Утром будет светло.
— И что?!
— Будет хорошо видно. Будет общественный резонанс. Наши новости видит весь мир. Сейчас плохо видно.
— Спустить им гранату для их же пользы, что ли?.. — раздумчиво сказал мостик другим голосом. — Вот бляди. Резонанс…
— Мы готовы заплатить за эксклюзивное право трансляции, — предложили с катера. — Валютой.
— Кормовой зенитке — утопить этого коммерсанта!!!
— Мы журналисты! — поспешно объявил катер. — Мы имеем аккредитацию. Есть международная конвенция.
— Заряжай! — отозвался мостик, и катер сорвался с места, не будучи осведомлен, что все это чистой воды детский розыгрыш — малых калибров вообще и зениток в частности на «Авроре» не было с сорок седьмого года.
Непосредственно вслед за чем здесь же пристопорил и стал тихо подрабатывать, держась на месте, нарядно освещенный прогулочный теплоход, полный мужчин в вечерних костюмах и дам в мехах. Стюарды разносили коктейли. В окна салонов были видны зеленые карточные столы и стойки баров. Все лица были обращены к «Авроре». То здесь, то там вспыхивали спонтанные овации. Теплоход назывался «Метелица».
— «Метелице» — мети вон отсюда немедленно!
— Вы чего, братишки! — дружелюбно закричали оттуда. — Штука грин за билет, мы же только посмотреть! Здесь не приватизировано. Имеем право. В натуре, мы мешать не будем!..
Над Кремлем вдруг взмыла с рассыпчатым шипением красная ракета, заломив дугу над бело-золотой колокольней Ивана Великого. Словно по этому сигналу, из-за деревьев Александровского сада вылез негромко рокочущий вертолет и положил сверху косой прожекторный луч прямо на бак, где расчет вытянулся перед орудием. Сигнальный мостик ответно полоснул своим прожектором вертолет, на брюхе которого обнаружились буквы, разумеется, «TV CNN»; оператор свесил ноги из дверцы и наводил камеру.
— Тьфу, — сказал Ольховский и отвернул обшлаг шинели, взглянув на флюоресцирующие точки и полоски «Командирских». Выждал оборот секундной стрелки:
— Стрелять баковому орудию! Ориентир первый! Прицел ноль! Уровень тридцать-ноль! Угломер больше десять! Взрыватель осколочный! Заряд полный! Один снаряд!..
Пришли в движение фигуры на баке, лязгнул открываемый затвор. Прицельные установки при отсутствии прицела были излишни и даны от лукавого — для полноты эффекта, чтоб подчеркнуть детальным соблюдением уставной процедуры значимость происходящего, или же включали в себя игру на публику, или во власти возбуждения Ольховский в самом деле забылся и пошел на рефлексах. Шурка наклонился и, заглядывая в ствол, положил по верху пейзажного кружка, вырезанного дулом, зеленый купол Дома Союзов. Повел штурвалом горизонтальной наводки направо, выгадывая, с учетом дистанции и снижения снаряда, примерный центр кремлевской территории. Подумал и довернул чуть книзу, коснувшись нижним обрезом крепостного зубца: пройдет над стеной, а там сам найдет.
С мягким металлическим чмоком зашел в замок досланный снаряд, вдвигаясь медным пояском в нарезы. Звякнула о край замка гильза. Щелкнула под рукоятью запорная пружина.
Тягучая пауза подвесила мир на волоске.
Сыпанули башенные куранты четыре четверти, и с первым ударом (Все? Все!) мостик негромко и четко закончил команду:
— Огонь!
Оранжевая простынь дунула из задранного к Кремлю ствола. В мгновенной вспышке высветился весь нос крейсера, угольные тени прыгнули от щита и фигур. Туго отскочил назад в откатнике ствол, вздрогнула палуба под ногами. Тяжко и звонко грохнуло по ушам, ударило воздухом. И гремящий шелест улетел к красно-бурым башням с рубиновыми звездами и золотыми двуглавыми орлами.
— Выстрел! — отозвался наводчик, топнул ногой и дико швырнул бескозырку вверх.
— Ура-а! — нестройно и с несерьезным энтузиазмом, как в новогодний салют, закричали на теплоходе. Там неслышно захлопало шампанское, и пенные струи заляпали фужеры и палубы.
— Полундра!! — грянул крейсер.
Разрозненные выстрелы застукали в городе, и кое-где пятнами стало гаснуть электричество, словно отдельными кусками начал исчезать городской пейзаж.