— Вы, должно быть, ошибаетесь, — прошептала она.

Кристиан вспомнил о «Доме с бронзовой дверью».

— Нет, мне так не кажется. — Он шагнул к девушке, но тут же остановился. — Нам нужно идти, Аннабел, — повторил он.

— А вы? — спросила она.

— Я?.. — Боже, почему же ему так тяжело думать? Он провел ладонью по волосам. Кажется, это «Лунное сияние» превратило его мозги в кашу. — Не понимаю, о чем вы говорите.

Тут Аннабел вдруг заложила руки за спину, отчего ее грудь обозначилась еще более отчетливо, так что теперь герцог заметил под мокрым атласом очертания сосков. В горле у него пересохло, и он прохрипел:

— Аннабел, я… — Кристиан судорожно сглотнул. — Я не думаю…

— Вы поступили бы так же, если бы я была вашей женой? Что, если бы я вышла за вас, а король Эдуард пришел бы за мной? Что бы вы тогда сделали? — Она вдруг приблизилась к нему, так что ее грудь легонько коснулась его груди. — Вы бы тоже отступили?

— Нет. — Герцог решительно покачал головой. — Я бы вышвырнул его вон.

— В самом деле? — Аннабел посмотрела на него недоверчиво. Когда же она улыбнулась ему, он ощутил себя едва ли не рыцарем в сияющих доспехах. Хотя в то же самое время ужасно хотел сорвать с нее одежду.

— Да, но… — Он отпрянул, предпринимая безнадежную попытку отступить на безопасное расстояние. — Очень сомневаюсь, что я успел бы его вышвырнуть. Скорее всего вы бы сами сбили его с ног, заткнули ему рот кляпом и привязали бы к стулу раньше, чем я понял бы, что произошло.

Девушка рассмеялась, и ее лицо осветилось сияющей улыбкой. Кристиан же окончательно осознал: если ему не удастся заставить ее понять, что выходить за Рамсфорда — верх безрассудства, то очень скоро она уже не будет так же весело смеяться. От этой мысли сердце его болезненно сжалось, и он вдруг понял, что все-таки у него еще имелось сердце, которое к тому же могло болеть. И сейчас оно болело и за Аннабел, и за Эви, и за всех тех девушек, которые стали жертвами негодяев.

— Вы не должны этого делать. — Он схватил ее за руки, в то же время прекрасно понимая всю бессмысленность своих действий и слов. Как же ей объяснить? Как заставить понять, что ей предстоит испытать и во что она превратится? — Вы не должны выходить за Рамсфорда. А если вы выйдете за него, то совершите самую большую ошибку в своей жизни, поверьте мне.

— Откуда вам знать?

— Я знаю, и все. — Кристиан тяжко вздохнул. Не мог же он рассказать об Эви, о том, как несчастна она была с мужем, как несчастна была в Англии, когда на нее обрушилась жестокая реальность их брака. Он не мог объяснить, до какой степени Эви ненавидела дождь, унылые английские равнины и его самого, своего мужа. Пожалуй, больше всего она ненавидела именно его — за то, что он оказался таким лжецом, за то, что разбил ее сердце. Он не мог сказать, что до сих пор ненавидел самого себя — за то, что кутил во Франции, проигрывая состояние Эви в карты, когда она потеряла его ребенка, и за то, что не вернулся домой, чтобы остановить жену, когда та, не умеющая плавать, вошла в пруд.

Ничего этого он не мог рассказать Аннабел, но он мог поведать ей о Рамсфорде.

— Вы не должны выходить за него, потому что он не любит вас. Потому что он — охотник за приданым… и просто свинья. Потому что, заказывая для вас блюда, он не берет в расчет, что вы, возможно, хотели бы чего-то другого. Потому что он вместе со своими сестрами и матерью заставит вас измениться, слепит из вас то, что захочет, хотя менять в вас что-либо — просто преступление. Потому что он не уважает вас и ведет себя так, словно вам повезло, когда вы стали его невестой. Хотя это ему следовало бы упасть на колени и благодарить Бога за такой дар, как вы. И еще потому… Черт бы все побрал!.. Потому что есть то, чего вы никогда не узнаете с ним, чего никогда с ним не почувствуете.

Аннабел застонала и отступила на шаг.

— Вот опять… Опять та же болтовня о любви. Если вы еще хотя бы раз заговорите о чувствах, то клянусь, я…

— Я говорю не о любви. Я говорю о том чувстве, которого, готов поклясться, с Рамсфордом вы не испытаете никогда.

— И что же это за чувство?

Кристиан взял лицо девушки в ладони.

— Вот это, — произнес он. И прижался губами к ее губам.

Глава 8

«Мне следует остановить его», — думала Аннабел, цепляясь за остатки разума. Она пыталась напомнить себе, что обручена с другим человеком и что губы Кристиана на ее губах — это неправильно. Она должна была вернуться в каюту, должна была сделать… хоть что-нибудь. Но у нее сейчас так кружилась голова, что она не в состоянии была отстраниться, и все — из-за «Лунного сияния»! Но то, что она чувствовала в это мгновение… О, это было вызвано отнюдь не спиртным.

Почти не сознавая, что делает, девушка приоткрыла губы, и прикосновение теплых губ герцога превратилось в настоящий поцелуй, от которого по всему ее телу пробежала дрожь удовольствия. И казалось, что тело ее действовало словно само по себе, потому что Аннабел вдруг встала на цыпочки и со всей страстью ответила на поцелуй, хотя она могла бы поклясться, что ничего подобного делать не собиралась.

Более того, она в тот же миг ощутила, что одного поцелуя мало — ей хотелось большего. Обвивая руками шею Кристиана, она крепко прижалась к нему всем телом. Из груди его вырвался хриплый стон, а руки скользнули ниже, к ее талии. В следующее мгновение он чуть приподнял ее, так что бедра Аннабел прижались к его паху и она почувствовала, как он возбужден. Это вернуло ее к действительности, и она, задыхаясь, оторвалась от губ герцога и оттолкнула его. Он опустил ее на пол, и она, освободившись, сделала шаг назад.

Они молча смотрели друг на друга, и никто из них не мог произнести ни слова. «О Боже, я никогда ничему не научусь, — говорила себе Аннабел. — Я всегда буду совершать одну и ту же ошибку».

Как только эта ужасная мысль промелькнула у нее, пол под ее ногами покачнулся, а в глазах потемнело. А в следующую секунду она соскользнула в темную пропасть. Но прежде чем окончательно провалиться в небытие, девушка успела подумать: «У меня серьезные неприятности…»

— Аннабел!..

Она села и с трудом перевела дух — как после быстрого бега. Комната была освещена масляной лампой, стоящей на столике возле ее кровати, но тусклый серый свет, пробивающийся сквозь задернутые шторы, свидетельствовал о том, что за окном уже утро.

— Аннабел! — снова раздался голос матери. Раздался стук в дверь. — Аннабел, ты там?!

«Сон, — подумала девушка, и голос матери показался ей ангельским. — Ох, слава Богу. — Она прижала ладонь к груди — сердце ее бешено колотилось. — Да, я просто видела сон…»

Однако она чувствовала себя не слишком хорошо. Голова болела, в горле першило, и к тому же ее мутило.

— Аннабел! — Мать снова постучалась, на этот раз — гораздо громче.