Сообщение о прибытии на собственной машине вызвало всеобщий восторг и дополнительные возлияния. Сколько ты имел в своем Техцентре, принялся добиваться еще один низенький с солидным брюшком сосед. Нет, сто рублей — это зарплата. А сколько ты имел? Сашка пожал плечами и принялся тщательно пережевывать пищу. Когда я ем, я глух и нем. Пусть думает что угодно. Тот с успехом и подтвердил, принявшись рассказывать, как в его ресторане официанты с поварами крутят и сколько домой уносят. Причем сам, как оказалось, заведует складом. Тот еще перец. Снабженцев еще Суворов предлагал вешать после года работы без следствия, и с тех пор они ни капли не изменились.
Всерьез закосевшего длинного мужика в майке по имени Гена, первым его встретившего, уволокла отсыпаться жена при посильной поддержке того самого пятнадцатилетнего Миши, пытавшегося расспрашивать о службе в Афгане. Пришлось пообещать как-нибудь потом, наедине рассказать, лишь бы отвязаться. Остальные этой темы вообще не касались. Тосты поднимали, бурно радовались, а про юга молчок. Будто и не в курсе. Странно смотрелось.
Раньше он такого не замечал. Хотя, если задуматься, и по телику на эту тему не распространялись. За три месяца два репортажа с разоблачением происков мусульманских экстремистов и документы иранские показали. Много там разберешь с экрана, что написано. Инструкции по взрыву в Кабуле или письмо домой. Стражей исламской революции он неоднократно самолично мочил, да вот документов при них не имелось. Такие же духи, как и прочие, дурные они, что ли, при себе инструкции носить. А вот подготовка обычно лучше. Профессионалы все-таки.
Пьянка плавно перешла в стадию, когда народу уже, собственно, без разницы, ради чего собрались. Пошли обсуждения местных дел, включая спор в дальнем углу об очередности уборки общих помещений. На стене у входа на кухню висела специальная доска с графиком, и под ней началось бурление с выяснением отношений. Пахнуло знакомым воздухом казармы. Страшно не хватало сержанта, указующего, кто тут самый молодой и займется немедленно сим малоприятным делом. Или получит… в общем, вам по пояс будет. Спорщиков с трудом утихомирили, причем не приказами, а предложением выпить.
Напротив, с другой стороны стола, не слишком дружно запели хором. Замечательно такие песнопения выглядят исключительно в кино. А если люди еще и поддатые, и стремятся друг друга перекричать…
— Пойдем, — сказала Ксения Юрьевна, поднимаясь. — Ключ возьмешь.
Сашка с готовностью вскочил, прихватывая сумку, попутно извиняющимся тоном объясняя, что еще в своей комнате не был. Вещички кинуть — и непременно вернется и продолжит. Спрашивать, в какую именно дверь ломиться, ему меньше всего хотелось, а тут такая удача.
И не такая уж она и старая, подумал. Пару рюмок выпила, щеки раскраснелись, глаза блестят. Чуток за шестьдесят, не больше. Вполне бодрая женщина.
— Проходи, — пригласила, распахивая незапертую дверь, ничем особенным не отличающуюся от соседних.
Сашка послушно шагнул вперед и всерьез удивился. Обстановка… Ну ничего особенного. Узкая кровать, маленький столик, стол, шкаф в углу. Холодильник. Ага, на кухне их не было. Правильно догадался: по комнатам стоят. Занимательно. Продукты могут слямзить? Непорядок.
Все остальное место занимали полки с книгами. Только на русском их практически не было. Сплошь язык потенциального противника. В голове оформилась достаточно простая догадка. Свой английский он вынес отсюда. Не самый плохой подарок. Но тогда это не просто соседка?
На столике стояло несколько фотографий. Три общие, с кучей детских лиц, а внизу, как принято, имена и фамилии и несколько взрослых наверху. Денис Григорьевич Кузнецов — директор детдома. Тот странный тип, объяснявший про Наманган и учивший правильно пользоваться ножом. Трое с ничего не говорящими фамилиями и именами — и на закуску Ксения Юрьевна Бугаева. Учительница английского языка. Как бы еще сложить Воронеж и Новосибирск…
Сашка повернулся, подошел к первой же книжной полке и совершенно автоматическим движением вытащил Киплинга. Их стояло рядом два — один на русском, другой на английском. Его вообще переводить адекватно сложно, но лучше, чем своими словами. Томик распахнулся на хорошо знакомом стихотворении.
— Не забыл? — со странной интонацией спросила Ксения Юрьевна. — Про гиен?
— Поэт тогда хорош, когда каждый умудряется найти в его стихах подтверждение своим мыслям. Вам больше нравится второй куплет, а я слышу последний: пятнать мертвецов — дело людей.
Сказал и сам испугался. Прозвучало как продолжение давнего спора, которого он совершенно не помнил. В очередной раз выскочило из архивной памяти, и попал.
— А ты изменился, — с удовлетворением сказала Ксения Юрьевна. — Повзрослел — это нормально, наверняка и жизнь несладкая была. Раньше непременно бы ругаться начал. Я думала, вернешься еще злее, а сидел рядом с Раей — и ничего. — В голосе было удивление.
Какая еще Рая? Та постоянно норовящая отодвинуться подальше татарка слева? Выходит, не показалось — она меня боялась. Интересно я раньше жил, как бы поделикатнее расспросить. Изобразил видом вопрос.
— Да, странно это. Ты был такой правильный.
— Доносы писал на болтунов?
— Это называется ставить органы в известность о подозрительном поведении, — вполне серьезно ответила Ксения Юрьевна. — Что там с вами делают в рядах армии, что в голосе явственно ощущается негодование при слове «донос»? — Она совершенно не по-учительски ткнула в него пальцем, с негодующим возгласом: — Тебя подменили!
Говорила она вроде бы шутя, но Сашке стало всерьез не по себе. Разведчик из него не получится, если со второй фразы начинаются подозрения.
— Все гораздо проще: я завел семью, — доставая из кармана фотографию, сознался Сашка.
— Заводят собаку, — вполне по-армейски отрезала Ксения Юрьевна, изучая снимок. — Красивая, — вынесла вердикт, — теперь ясно, почему исчез надолго и писать перестал, но она ведь не русская?
— По паспорту русская, — сердито отрезал Сашка.
— Тогда понятно. Единственный реальный способ прошибить оловянного солдатика и заставить его слегка задуматься. Женщины на то и существуют, чтобы возвращать мужчин от абстрактных идей к реальному миру.
Это получается, я раньше страшно «любил» всех «черных», совместно с той самой татаркой, хоть она сто раз гражданка, и не стеснялся высказаться? Не особо удивляет. И как бы я среагировал на Галю?
— Слушай, мне кажется, или у нее намечается живот?
— Мальчик будет, — невольно расплываясь в улыбке, подтвердил Сашка. — Осенью.
— Поздравляю.
— Спасибо.
— А жить-то как собираетесь?
— Она хочет, чтобы я в НГУ поступил.
— Еще и умная, — одобрила Ксения Юрьевна.
Лучше бы она была глупая. Не так далеко думала. Жить надо сегодняшним днем, а не строить планы на годы. Никто не знает, что его ждет завтра за поворотом. А я — дурак. Так и не научился ей отказывать.