– Хм… Может быть. – Встав, стражник потеребил ус. – Я подумаю над вашим предложением. До свидания.
– Спокойной ночи, герр Майер.
Распрощавшись с тюремщиком, молодой человек повалился на ложе и, заложив за голову руки, с улыбкой посмотрел в потолок. Нечего сказать, задал он брату послушнику задачку! Тот ведь наверняка неграмотный, как и все остальные охранники – а начальству надо что-то докладывать, и… Могут, конечно, и просто снова переспросить – устно, но Вожников все же надеялся на письменное обращение – хоть таким образом пообщаться с аббатом, от которого здесь, в тюрьме, зависело все.
Кое-что о фон Дорфе Егор знал уже из разговоров стражников: о том, что у сестры отца Гвидо большая семья, проблемы с племянницей – ошиблись, выдали замуж не за того, кого надо… за какого-то художника, что ли… да и вообще, деньги сему достойному семейству требуются.
Утром, сразу после переклички, вновь послышался лязг засова, и явившиеся стражи принесли чернильницу, перо и несколько листов бумаги, в которых «господин Георг» с удовлетворением признал продукт собственных аугсбургских мельниц.
– Спасибо, уважаемые. Но я бы еще попросил свечу!
Принесли и свечу, все ж узенькое оконце давало мало света.
Получив требуемое, молодой человек немного подумал, ухмыльнулся и, взяв перо, принялся за дело.
В узилище совершенно необходимо было поменять матрас на лучший, набитый пухом и обтянутый белым аксамитом ценой три с половиной флорина за локоть. Нуждались в замене и подушки, и одеяло, и кроме того – и меню: надоело уже есть каши и затирухи, хотелось бы пищи поизысканней, да и хорошего вина пару кувшинчиков в день было бы неплохо.
А еще… Вожников даже губу чуть не прикусил – раскатал настолько! И все строчил, строчил да про себя посмеивался…
Десятник доставил прошение отцу настоятелю уже к обеду, причем в буквальном смысле слова: отец Гвидо фон Дорф – еще не старый, с лицом потасканного бульдога мужчина, дородный, с объемистым брюшком и вполне достаточной силой в мощных руках – уже успел поднести ко рту ложку с рыбным супом, как и положено в постные дни… В этот момент и явился десятник:
– Вот прошение, почтеннейший господин фон Дорф.
Подув на ложку – варево-то монастырский повар принес горячущее! – главный тюремщик скосил глаза на своего подчиненного и, что-то буркнув, кивнул на дверь.
С поклоном положив на стол несколько листов бумаги, десятник пожелал обожаемому начальству приятного аппетита и быстренько удалился. Читать он и в самом деле не умел.
А вот начальник… да лучше б не знал грамоты тоже! Едва прочитав первые строчки, господин настоятель ахнул, а чуть погодя у него уже и брови полезли на лоб… Он не знал, что делать – гневаться или смеяться?
Особо понравившиеся строки сей достойнейший муж перечитывал вслух, снабжая их комментариями:
– Для украшения узилища – шесть картин с золотым тиснением, ценой по двенадцать флоринов каждая… Дюжина флоринов!!! Каждая! Дьявол тебя разрази! Что еще необходимо? А вот: образ Богоматери с короной и Младенцем – сто восемьдесят флоринов, серебряный подсвечник на шесть свечей – двести пятьдесят флоринов, новый персидский ковер на пол – шестьсот флоринов, такой же ковер, меньшего размера, на стену – четыреста пятьдесят… Он что, издевается? Нет, это что же такое творится-то? Ларец-то за триста флоринов ему зачем? Или – чернильный прибор из яшмы, дюжина перьев, три пачки хорошей аугсбургской бумаги… Письма писать собрался? А вот это запрещено! Так… Пост скриптум… – тюремщик почесал в затылке. – А это что еще такое? Похоже, латынь… Ах да – пост скриптум же! «Платежи за все вышеизложенное будут проведены торговым домом герра Ганса Фуггера из Аугсбурга в самые кратчайшие сроки. Платежное поручение прилагается». Ага… прилагается…
Фон Дорф зябко потер руки и, напрочь забыв о еде, снова вчитался в прошение – на этот раз с куда большим интересом:
– «Платежное поручение: агентам герра Ганса Фуггера в Констанце оплатить все по списку золотыми и серебряными монетами»…
– Ишь ты! Золотыми монетами! – Начальник тюрьмы завистливо скривился. – Не каждый купец на такое право имеет! Ну, допустим, оплатят… дальше что? Ага, вот… «Посредничающим во всех указанных сделках лицам выплатить причитающийся процент в размере от одной десятой… до одной четверти совершенных трат, точный размер вознаграждения будет указан…» Посредничающие лица… – отложив листок, повторил аббат. – Это ж, по всему, я, выходит… А ну-ка, ну-ка… От десяти процентов до четверти… Славно! Вот ведь, черт подери, славно! Эй, кто там есть? Эй, Якоб!
Махнув рукой на обед, главный тюремщик явился к ВИП-узнику в сопровождении двух дюжих братьев и особо доверенного слуги Якоба – неприметного монашка с хитрым лицом и мутным взором.
– Как вам у меня сидится, уважаемый господин? – радостно потирая руки, осведомился фон Дорф и сам же ответил: – Вижу, вижу, что хорошо… Но можно – можно! – и гораздо лучше… Хочу сказать, я с крайним вниманием прочел ваше послание и вот что решил… Этих картинок на стены – мало, крайне мало, мы обтянем все стены шелком, чудесным светло-зеленым шелком ценой… впрочем, это неважно – ваши агенты готовы оплатить любой счет?
– Да-да, оплатят.
– Ну, вот и славно! – Настоятель обрадовался еще больше, чего вовсе не скрывал. – Подсвечник – это вы верно придумали, очень верно, и с картинками – хорошо, а еще неплохо будет поменять стол… и дверь мне не очень-то нравится. Ну что это за дверь? Серая, гнусная… Ее бы украсила красивая большая картина… я знаю и художника, который за это дело возьмется… скажем, за двести флоринов… Вам что больше нравится – сцена Страшного суда или кающиеся грешницы?
– Кающиеся грешницы, – скромно опустил глаза молодой человек. – А можно… чтоб одежки на них было как-нибудь поменьше… или совсем не было?
– За ваши деньги – все что угодно, любезнейший друг мой! Так какой там, говорите, процент?
Мрачное узилище князя преобразилось буквально за два дня! Все стены затянули шелком, привезли изящную резную мебель, включая пару сундуков для одежды и шкафчики, поменяли ложе на кровать под синим шелковым балдахином с кисточками, поставили в умывальной восточные благовония в разноцветных флаконах, на стену повесили зеркала, картины, ну и на дверь – кающихся грешниц в чем мать родила. Художник сделал все очень быстро, старательно выписав каждую деталь.
– Талант! – восторженно оценил картину узник. – Я б ему кое-что заказал еще… на постоянной основе – нельзя это устроить?
– О! Очень даже можно! – Аббат буквально излучал любезность. – Я вот тут подумал, друг мой, – надо бы заказать вам новое платье… Завтра же – нет, сегодня – пришлю портного…
С портным князь и получил письмо от своего компаньона и тут же отписал ответ, в котором для начала порекомендовал приобрести долю во всех самых прибыльных предприятиях Констанца, а также завести на Боденском озере рыболовный и прогулочный флот. Кроме того, Вожников тщательно продумал, как прибрать к рукам главный констанцский бренд – беленые холсты, пользующиеся огромным спросом в Италии, Испании и во многих других странах. Обходить устав цеха суконщиков было пока вряд ли возможно, и выход князь видел в создании вблизи города рассеянной мануфактуры – просто распределять заказы по крестьянским домам, расположенным по берегам озера. С точки зрения логистики – очень удобно, раз уж есть – будет! – свой флот.