Тут пришлось разделиться: мы с Денисом остались охранять женщин, а Иван с мужиками пошли гулять по этажам хирургического корпуса. Правда, у нас с Денисом на двоих не было даже завалящего кухаря (надо будет, кстати, как можно быстрее восполнить этот пробел), но полтора мужика всё же лучше, чем совсем ничего.
Пока наши мужики занимались поисками, Нинель обследовала разграбленную аптеку на первом этаже хирургии и вынесла вердикт: утащили всё, что представляло хотя бы малейшую ценность.
— То есть аптеки у нас нет. Теперь ещё надо думать, где лекарства добывать.
— Может, поискать в других отделениях? — предложил я.
— А смысл? — Нинель кивнула в окно. — Глянь, что творится…
В соседнем корпусе была ровно такая же картина, как и в хирургии — то есть полный разгром.
— Да уж…
— А потом, те медикаменты, которые нам нужны, были именно тут, в аптеке хирургии.
— А кто такой Воробей? — спросил я.
— Саша Воробьёв, мой бывший, — без тени смущения сказала Нинель. — Начальник отделения.
— Везёт тебе на Саш… Хирург?
— Да, очень хороший хирург.
— А что ты имела в виду, когда сказала: «найти полумёртвого»?
— Да алкаш он, вот что. Может, загрузился спиртом да сныкался где-нибудь… В общем, если найдём, считай, что Катька спасена.
— А если не найдём?
— Он тут живёт недалеко, пять минут ходьбы. Если не найдём, значит дома, пойдём к нему, за шкирку притащим. Если понадобится, будем возить мордой по снегу, пока не протрезвеет.
— Нет, я не про то… Если он — того…
— В смысле, если он мёртв? — Нинель не испытывала комплексов по части острых определений. — Ну… Тогда сама буду оперировать. Остальные хирурги далеко живут, боюсь, не успеем.
— Но ты же не хирург.
— Точно, не хирург. — Нинель тяжело вздохнула. — Но я имею понятие, как вскрывать брюшину, и даже догадываюсь, где располагается аппендикс.
— ???!!!
— Шучу, шучу… Короче, мне доводилось удалять аппендикс в экстренных условиях. Чуть ли не в поле. С перитонитом, правда, никогда дело не имела, но… других вариантов у нас нет. Если всё оставить как есть, она умрёт…
Что ж, не всё так плохо, как кажется. Если дама шутит, пусть даже и натужно, в таких диких условиях, значит, не всё пропало…
Наши поисковики вернулись быстро и доложили о результатах: Воробья нигде нет, операционная практически в порядке, только прибраться надо. Всего в отделении найдено девять мёртвых. Цифра, конечно, угнетающая, но если сравнивать с количеством больных в мирное время, получается не так уж и много. То есть большая часть пациентов и персонала успела разбежаться по домам.
— Так, уже хорошо, — воодушевилась Нинель. — Если нигде нет, значит жив! Давайте составим список, что нам нужно в первую очередь.
Нинель выудила из раздавленной подставки карандаш и на листке назначений набросала внушительный список, в котором жирно подчеркнула следующие слова:
— хирург;
— инструменты;
— медикаменты;
— свет.
— Да, вот это надо в первую очередь.
— Ну что, идём за Воробьём? — уточнил Иван. — Хирург по списку первый.
— Да, первый и главный, — согласилась Нинель. — Знаешь, где он живёт?
— Второй дом от больницы, я помню.
— Точно. Давайте так: сначала в бомбоубежище загляните. Там дизель стоит. Если эти упыри не догадались туда забраться, у нас сразу отпадёт проблема с электричеством.
— Хорошо, заглянем.
Поскольку экспедиция на этот раз предстояла дальняя (дальше корпуса хирургии и вообще, за пределы больницы), состав рейдовой группы поменяли следующим образом: Иван, Денис, мужик с молотком и ваш покорный слуга. Обладатель топора и владелец мясореза остались охранять женщин.
Шаляпин почему-то увязался за мной. Наверное, уже привык ко мне, считал за своего, или просто я за две ночи пропах, пропитался привычными запахами Уютного Местечка.
А может, ему не нравилось в вестибюле хирургии. Там так и лежали три трупа, никто не стал их убирать.
Бомбоубежище располагалось рядом, между корпусом хирургии и больничным забором.
Вход был оборудован в беседке, без люка, открытый бетонный портал в земле и ступеньки вниз.
Спустились по лестнице, оказались в небольшом тамбуре, перед наглухо задраенной бункерной дверью.
Все, кроме меня, показали себя продуманными выживальщиками: даже у Дениса были спички и огрызок свечи, а товарищ с молотком достал фонарик с динамо (знаете, такой древний чёрный «жучок», ручку жмёшь, он жужжит и светит).
Кстати, и на этот вопрос надо тоже обратить внимание, при первой же возможности разжиться персональным светом, вдруг пригодится.
На бункерной двери и на стенах тамбура виднелись следы от пуль, на полу перед дверью замёрзла основательная лужица крови.
— Какой-то дебил стрелял по двери, — сделал вывод Иван. — Видать, рикошетом прилетело.
— Однако с автомата стреляли, — заметил непрерывно жужжащий фонариком обладатель молотка, указав на гильзы, вмерзшие в лужу крови. — Ни фигасе, 5,45… Откуда у курков «калаши»?!
— С Арсенала, откуда ещё. — Иван озабоченно нахмурился. — Надо глядеть в оба, а то напорешься на такого… с автоматом… если вдруг, не дай бог, из-за угла выскочит, в упор положит всех одной очередью.
Да, вот это нехорошо. Вполне может быть так, что где-то неподалёку гуляют лихие люди с автоматами, а мы тут прохлаждаемся с молотками и топорами (хм… а кое-кто вообще с голыми руками).
Разве что у Ивана настоящее оружие, и то против автомата — пугач, да и только.
— Иван, а это у тебя табельный? — запоздало уточнил я.
— А ты не в курсе? — удивился Иван. — Конечно табельный! У нас вся армия и органы этими пукалками были вооружены.
— Нет, я имею в виду, это у тебя со службы остался?
— А тебе сейчас какая разница? — уклончиво ответил Иван. — Главное, что он у нас есть. И это лучше, чем вообще ничего.
Тоже верно. Мужики у нас, конечно, крепкие, и железяки держат сноровисто, но… Как говорят у нас в пригородных районах: «Лучше старенький ТТ, чем дзюдо и карате!»
В бункерах я кое-что понимаю (кто запамятовал, я картограф подразделения «Бункер»). Судя по всему, дверь была заперта изнутри на винтовую задвижку. Иначе говоря, там, внутри, кто-то был — вывод простой, но не всем доступный. Мои товарищи, кстати, собирались уже идти обратно, пришлось подсказать им, что дверь заперта именно изнутри.
Мы стали стучать по двери, сначала тихонько, с опаской, затем осерчали и принялись лупить молотком.