С той ночи в парке не произошло ничего нового. Больше не было никаких мистических ночных прогулок, никаких снов и никакого запаха гари по утрам. Но вместо того чтобы успокоиться, Мину тревожилась еще больше. Ей казалось, что они сидят на бочке с порохом.
А их так называемый провожатый давать советы не торопился.
Через несколько дней после тех знаменательных событий Мину пришла в школу пораньше, чтобы поговорить с Николаусом. В школе было очень тепло, но он сидел в своей комнатушке, обложившись памятками и документами, в темно-синей вязаной кофте и туго затянутом галстуке брусничного цвета.
Когда Мину закрыла за собой дверь, он подпрыгнул так, будто она зажгла у него в кабинете фейерверк.
Николаус выскочил из-за стола, и Мину увидела, что на нем бордовые вельветовые штаны, совершенно не сочетающиеся с галстуком.
— Уходи! — театрально прошептал он. — Здесь опасно!
— Может, встретимся вечером? В парке отдыха. Нам есть о чем поговорить.
Николаус наморщил лоб, вид у него был несчастный.
— Я не могу… В смысле… Я ничего не знаю… Я не знаю даже, кто я.
Мину вдруг поняла, что по полу движется темная тень. Это оказался черный, как уголь, кот. Там, где когда-то был глаз, зияла дырка с неровными краями.
Мину отвела взгляд. Казалось, что заболеть лишаем можно от одного вида этого взъерошенного и плешивого животного.
Кот запрыгнул на стол и прошелся наискосок по бумагам, Николаус без сил опустился на стул.
— Я не знаю, откуда взялось это чудовище, — пожаловался вахтер. — Он преследует меня повсюду.
Кот, разлегшийся возле телефона, повернул голову и посмотрел своим единственным глазом на Мину.
— Что вы имеете в виду, когда говорите, что не знаете, кто вы? — спросила Мину, с отвращением отвернувшись от лишайного кота, который спокойно начал вылизывать свою плешивую шерсть.
Николаус глубоко вздохнул.
— Мое имя Николаус Элингиус. Оно значится в моих документах о приеме на работу и тех справках, которые подтверждают, что я владею моим скромным жилищем уже в течение года. — У вахтера задрожал голос. — Но я не помню, чтобы я покупал квартиру. Не помню ничего из того, что было до службы вахтером. Не помню ни отца, ни матери. Я не помню, кого любил, кого ненавидел, не помню, были ли у меня дочери или сыновья… Не помню, жил ли я вообще… Не помню, зачем оказался здесь…
Он закрыл лицо руками и пробормотал несколько старомодных фраз, которые Мину едва могла понять.
— Значит, вам известно одно: вы — наш провожатый, — осторожно сказала она.
Тогда Николаус поднял голову и взглянул на нее с выражением неизбывного горя.
— Я лишился этой привилегии. Я находился здесь, в школе, когда Элиас был умерщвлен. И не предотвратил этой трагедии.
— Вы не знали…
— Дорогое дитя, — прервал ее Николаус, — разве ты попросила бы слепого быть поводырем слепых?
С каждым днем Николаус становился все более рассеянным. Один раз он стоял в коридоре и смотрел, как загипнотизированный, на лампу, в то время как ученики смеялись за его спиной. Потом он вообще куда-то пропал.
Ребекка подходит к краю сцены и ловко забирается наверх. Они вместе собирают кубики и кладут их в пластиковый пакет.
— Плохо, что мы здесь не все, — говорит Ребекка.
Она часто говорит это. Мину опускает в пакет последний кубик. Ребекка попыталась собрать всех в парке, но никто, кроме Мину, не выказал особого интереса.
— В конце концов они поймут, — говорит Мину.
— Что должно случиться, чтобы они поняли? — спрашивает Ребекка со злостью. — Нужно, чтобы еще кто-нибудь умер? Мало им Элиаса?
Мину не хочется, чтобы она упоминала его имя. Имя вызывает в памяти картинку, которую она всеми силами старается забыть: бледное лицо, перерезанная рука, кровь на полу и на кафеле.
— Но что мы можем сделать? — говорит Мину, стараясь прогнать воспоминание. — Ну в смысле… Нам говорят: боритесь со злом! Предотвратите конец света! И все. Хоть бы задание какое-то дали!
— Но ведь в том-то и дело! — говорит Ребекка. — Это и есть наше задание. То, что мы делаем сейчас. Мы должны получше узнать друг друга. Должны развивать свои способности. Это то, что сказала Ида. В смысле, когда она была не Ида.
— Мы знаем, что, во всяком случае, Анна-Карин свои способности развивает, — говорит Мину.
— Я должна убедить ее, что это опасно. Я должна попытаться еще раз поговорить с ней, — отвечает Ребекка, снова потирая лоб.
— Как ты? — спрашивает Мину.
— Ничего. Уже лучше. Раньше меня хватало только на несколько минут, потом начинала болеть голова. А теперь даже когда болит, проходит быстрее.
Мину плотнее запахивает куртку. В воздухе свежо и сыро, холод пробирает до костей.
— Есть еще кое-что, — говорит Ребекка.
Она снова берет один из кубиков и кладет его на пол между ними.
— Только я не знаю, смогу ли сейчас, — говорит она.
Глаза Ребекки сужаются от напряжения. Мину смотрит на кубик, гадая, что же сейчас случится. Кубик не двигается с места, и Мину успевает подумать, что Ребекка, наверное, очень устала.
Даже потом она не сразу понимает, что произошло. Струйка дыма такая тоненькая, что ее сдувает слабым ветром. Но вот дыма становится больше, и один из уголков кубика загорается.
Ребекка смотрит на Мину, и Мину вдруг делается страшно, что сейчас Ребекка подожжет и ее. Она едва удерживается от того, чтобы закрыть лицо руками.
— Офигеть, да? — говорит Ребекка.
Мину не может не согласиться. Маленький синеватый язычок огня скоро разрастается до светло-желтого пламени. Захватывает две стороны кубика. Ребекка наклоняется, чтобы задуть огонь.
— Когда это началось? — спрашивает Мину.
— Вчера. На столе стояла свеча, и я почему-то решила погасить ее. Это было несложно. Нужно было как будто… защипнуть огонь. И тогда я попробовала зажечь свечу. После этого у меня очень сильно заболела голова. Густав так испугался.
— Он ведь не видел…
— Нет, конечно нет, — говорит Ребекка и смотрит в никуда. Она втягивает руки в рукава куртки. — Но мне все труднее таиться от него. Ведь это такие потрясающие ощущения!
— Ему нельзя ничего рассказывать!
Голос Мину взвивается. Она не привыкла кричать. Но слова Ребекки вызвали у нее панику. Ребекка что, не помнит? Не доверяйте никому… Даже тем, кого любите больше всего на свете.
— Я знаю, — говорит Ребекка.
Она долго молчит.
— Просто мне и так многое приходится от него скрывать, — затем произносит она.
Мину понимает: наступил решающий момент, когда два человека могут стать друзьями по-настоящему.